|
— Ну разумеется, — поспешно киваю я. — То есть ты совершенно прав. Конечно, хочу. — Я откашливаюсь. — Дорогой! — Спасибо, дорогая, — шепчет он с любящей улыбкой, и я улыбаюсь в ответ, пытаясь не замечать хор протестующих голосов в собственной голове. До чего же фальшиво звучит! Я не ощущаю себя «дорогой». «Дорогая» — это замужняя дама, вся в жемчугах и с гюлноприводным автомобилем. — Эмма? — Коннор вопросительно смотрит на меня. — Что-то не так? — Еще не уверена, — признаюсь я со смущенным смешком. — Просто «дорогая» — это как-то не для меня. Но знаешь, вполне возможно, я со временем привыкну. — Но мы можем выбрать что-то еще. Как насчет «милая»? Милая? Он это серьезно? — Нет, — быстро говорю я. — «Дорогая» — лучше. — Или «солнышко», «лапочка», «ангел»... — Может быть. Послушай, давай пока просто забудем об этом. Лицо Коннора вытягивается, и мне становится стыдно. «Брось, Эмма, ты вполне можешь обращаться к своему бойфренду „дорогой“. В конце концов, ничего в этом особенного нет. Надо лишь привыкнуть». — Прости. Коннор, — извиняюсь я. — Не знаю, что на меня нашло. Наверное, еще не пришла в себя после полета. — Я беру его руку и сжимаю. — Дорогой. — Все в порядке, дорогая, — улыбается он, вновь обретая обычное хорошее расположение духа, и целует меня. — До вечера. Вот видите? Это так легко. О Боже... Ладно, у всех парочек бывают моменты неловкости. Совершенно обычное явление... наверное. Около получаса уходит на то, чтобы добраться из квартиры Коннора в Мейда-Вейл до Айлингтона, где живу я. Открываю дверь и вижу на диване Лиззи. Физиономия у нее сосредоточенная, вокруг валяются бумаги. Она так много трудится, моя Лиззи. Иногда даже слишком. — Над чем ты работаешь? — сочувственно осведомляюсь я. — Замышляешь очередное мошенничество? — Нет, читаю статью, — рассеянно отвечает Лиззи, показывая глянцевый журнал. — Здесь говорится, что со времен Клеопатры критерии красоты остались неизменными и есть способ проверить, насколько ты красива. Делаешь кое-какие измерения... — Правда? — оживляюсь я. — И что там у тебя? — Еще не закончила. — Она снова хмурится, вглядываясь в страницу. — Значит, пятьдесят три... минус двадцать... получится... Господи боже, какой кошмар! Всего тридцать три! — Из?.. — Из ста! Тридцать три из ста! — О, Лиззи. Какое дерьмо! — Знаю, — кивает Лиззи серьезно. — Я уродина. И знала это. Понимаешь, знала всю жизнь, в глубине души, но... — Нет, — отмахиваюсь я, стараясь не смеяться. — Я имею в виду, твой журнал — дерьмо! Нельзя измерить красоту какими-то дурацкими цифрами. Да ты взгляни на себя! У Лиззи самые большие в мире серьге глаза, прекрасная чистая кожа. Абсолютно потрясающее лицо, хотя ее последняя прическа, пожалуй, слишком строга. — Да кому ты веришь? Зеркалу или идиотской, бессмысленной журнальной статье? — Идиотской, бессмысленной журнальной статье, — вздыхает Лиззи с таким видом, словно это совершенно очевидно. |
