— Я бы что-то придумала, — уверенно произнесла мачеха.　

— Вы? — с издевкой протянула я.　

— Да, я! — резко ответила мачеха и снова отошла к окну. — Тебе нужно было выйти за графа Ротрийского. К утру бы ты уже стала вдовой.　

Я смешалась.　

— Что?　

— Ты бы стала вдовой, — устало повторила графиня. — Богатой и свободной вдовой. Делала бы, что хотела. Хоть по миру ездила и по развалинам шаталась! Ты же об этом мечтала?!　

Я замерла. Откуда она знает? И о чем она вообще говорит?　

— Какая вдова?　

Ответом мне было молчание. Наконец она ответила. Ее голос был натянутым и довольно усталым.　

— Его бы отравили. Все было продумано. У этого параноика куча недругов, которых он нажил по собственной мнительности. Думаешь, он действительно издевался над своим женами? Нет, он просто убивал их. Начинал подозревать в чем-то, например, в покушении. Последнюю жену он убил, когда она была беременна от него. Сперва эта новость обрадовала его, но потом он начал сомневаться и в конце убедил себя, что она ему изменяла и ребенок не его. Он подозревает людей, даже если они невиновны. Больной старик, — с презрением выплюнула она. — И я бы не испытывала муки совести за его смерть.　

Я пораженно смотрела на ее спину, не понимая, что происходит с этой женщиной. Когда-то господин Зуварус мне говорил, что люди не могут быть простыми. Они не могут быть просто злыми или просто добрыми. Все люди сложные и вмещают в себя совершенно разные черты проявления человеческого характера. Преступник может без зазрения совести убить человека и при этом любить детей. У меня впервые возникла мысль, что я видела в мачехе не все, а лишь то, что хотела видеть.　

— Завтра постарайся быть подальше от наагасаха, — продолжила она. — Чтобы подозрение не пало на тебя.　

Я похолодела. Что она задумала?　

— Они вовремя поссорились с принцессой, — продолжала мачеха.　

— Нет, не надо! — я сделала несколько шагов к ней. — Вы не представляете как это опасно! На него не действуют яды, а у нагов куда больше возможностей увидеть истину. Вы только лишите себя жизни и подставите всю семью. Что будет с сестрами?　

Ее спина одеревенела.　

— Не стоит этого делать, — уже спокойно продолжила я. — Возможно, он не тот, с кем можно быть счастливой или свободной. Но рядом с ним мне никто и ничто, кроме него, не угрожает. Принести мне обиду довольно сложно. По-настоящему может обидеть только тот, кто трогает твое сердце. Мое же сердце наагасах не тронет никогда. Если бы вы не любили моего отца, то тогда, возможно, вам тоже было бы проще.　

Плечи мачехи дрогнули.　

— Пообещайте, что вы оставите эту идею, — потребовала я.　

Она молчала. А я решила попробовать по-другому. Я не была уверена, что у меня получится, и от этого сердце было готово выскочить из груди. Я подошла к ней сзади и осторожно уткнулась лбом в ее плечо. Она вздрогнула. Мне хотелось прижаться к ней, как в детстве. Тогда я мечтала, чтобы ее руки меня приласкали.　

— Я прошу, — тихо повторила я.　

— Хорошо, — помедлив, прошептала она.　

Я постояла так еще немного. Я не знала правильно это или нет, но мне хотелось еще чуть-чуть испытать близость с этой женщиной.　

— Я пойду, — тихо сказала я и, отстранившись, пошла на выход.　

Когда я закрывала дверь, до моего слуха донесся всхлип.　

Наагасаху я об этом рассказывать не стала. Кто знает, как он себя поведет. Да и обдумать ситуацию мне не дали. Практически тут же мне пришло приглашение от принцессы с просьбой составить ей компанию в послеобеденном чаепитии.