Изменить размер шрифта - +
Досмотрщик что‑то говорит своему подчиненному, и тот выбегает из таможенной комнаты.

— Он приведет дежурного переводчика, — поясняет молодой рядовой переводчик. — Чтобы посмотреть книги.

— Разве не… — у Якоба перехватывает дыхание, — не господин Секита проводит диссекцию?

Коричневозубая ухмылка пробивается сквозь бороду ван Клифа: «Диссекцию?»

— Инспекцию, я хотел сказать, инспекцию моих книг.

— Отец Секиты просто купил сыну место переводчика в Гильдии, а борьба с… — ван Клиф беззвучно, одними губами произносит «с христианством», — …слишком важна для мерзавцев. Книги проверяет более сведущий человек: Ивасе Банри, скорее всего, или один из Огав.

— Кто эти… — Якоб захлебнулся своей слюной, — Огавы?

— Огава Мимасаку — один из четырех переводчиков первого ранга. Его сын, Огава Узаемон — третьего ранга, и… — Входит молодой человек. — Ах, помяни дьявола, так он уже здесь! Доброе утро, господин Огава.

У Огавы Узаемона, лет двадцати пяти от роду, открытое умное лицо. Все переводчики без ранга склоняются перед ним как можно ниже. Он кланяется Ворстенбосу, ван Клифу и, наконец, — новоприбывшему.

— Добро пожаловать, господин де Зут.

У него прекрасное произношение. Он протягивает руку в европейском приветствии как раз в тот момент, когда Якоб отвечает ему азиатским поклоном; Огава Узаемон переходит в поклон, а рука Якоба тянется к нему. Сценка забавляет всех в комнате.

— Мне сказали, — говорит переводчик, — что господин де Зут привез много книг… а вот и они.

Он указывает на сундук:

— Много, много книг. «Изобилие» книг, так говорится?

— Несколько книг, — отвечает Якоб, от волнения тошнота подступает к горлу. — Или довольно много, да.

— Могу ли я вытащить книги, чтобы посмотреть их? — Огава начинает быстро доставать их, не ожидая ответа. Весь мир для Якоба сужается в тонкий тоннель между ним и псалтырем, выглядывающим между двумя томами «Сары Бургерхарт».

Огава хмурится:

— Здесь много, много книг. Пожалуй, мне нужно некоторое время. Когда закончу, я сообщу вам. Согласны? — Он неверно истолковывает нерешительность Якоба. — С книгами ничего не случится. Я тоже… — Огава накрывает свое сердце ладонью, — …библиофил. Это правильное слово? Библиофил?

 

На Весовом дворе солнце жарит, словно раскаленное железо.

«Сейчас, в любую минуту, — думает контрабандист поневоле, — мой Псалтырь будет найден».

Небольшая группа японских чиновников ждет Ворстенбоса.

Малайский раб замер в поклоне, держит в руках бамбуковый зонтик, тоже ждет директора.

— У нас с капитаном Лейси, — говорит директор, — длинная череда встреч в Парадном зале, до самого ленча. Ты выглядишь больным, де Зут. Пусть доктор Маринус выцедит из тебя полпинты крови после того, как господин ван Клиф покажет тебе остров, — он кивком головы прощается со своим заместителем и уходит к резиденции.

На Весовом дворе внимание, прежде всего, привлекают треножные весы Компании высотой с два человеческих роста. «Сегодня мы взвешиваем сахар, — объясняет ван Клиф, — чтобы узнать, сколько стоит этот мусор. Батавия прислала отбросы со своих складов».

Небольшой квадрат двора заполнен суетой сотни торговцев, переводчиков, инспекторов, слуг, соглядатаев — шпионов, носильщиков паланкинов, грузчиков. «Вот они, какие, — думает Якоб, — японцы».

Быстрый переход