Руководство Дальстроя МВД СССР,
очень довольное приездом вольнонаемного теоретика, благодаря которому так
резво заполнялись клеточки Политпросвета, обещало товарищу Розенблюм хорошую
комнату в доме No 14 по Советской, которая вскоре должна была освободиться,
поскольку там доживала свои дни гражданка с неоперабельной формой легочной
болезни.
Пока что жили в "раю". Стенка дышала в унисон с дыханием и прочими
отправлениями тамбовского мятежника. Когда Кирилл уединялся и начинал что-то
шептать у своего францисканского алтарика, Цецилия шумно перелистывала
страницы "Анти-Дюринга" или "Материализма и эмпириокритицизма", восклицала:
"Как глубоко!" -- или: "Кирилл, ну вот послушай: так называемый "кризис в
физике" есть лишь выражение несостоятельности идеализма в истолковании
нового этапа в развитии науки". Очень часто после таких "противосидений" они
сталкивались в споре, причем всякий раз, сходясь в середине, ибо больше и
негде было сойтись, обжигали головы об электрическую лампочку.
-- Да ведь еще со времен Демокрита, со времен Эпикура известно, что
материю никто не создал! -- кричала Цецилия. -- Мир от начала и до конца
познаваем!
Кирилл амортизировал ее наступательные, пышущие яростным партийным
огнем дирижабли буграми своих ладоней.
-- Кому это известно, Цилечка? Как это может быть известно? Что это
значит "не создал"? Скажи мне, что такое "начало"? Что такое "конец"? А если
ты бессильна перед этими вопросами, как ты можешь сказать, что мир
познаваем?
В таких вот поединках проходили часы под вой гиблого колымского ветра и
визги из коридора, причем, как читатель, безусловно, заметил, Цецилия
фехтовала восклицательными знаками, Кирилл же отбивался вопросительными.
"Эй, Наумовна, Борисыч, кончайте базарить, идите щи хлебать!" -- кричала
из-за перегородки посетительница вендиспансера по графе "хроники" Мордеха
Бочковая.
В том "раю", где они жили, почти каждый вечер бабы на общей кухне
вцеплялись друг другу в космы, норовили острых щепок набросать в варево,
детки -- иные с сифилитическими или туберкулезными свищиками --
день-деньской носились по завальному коридору, одержимые одним лишь только
разрушительным инстинктом. В то же время в дальнем конце, за гальюном, жил
ангел созидания, некий старичок одессит, дядя Ваня Хронопулос, у которого
даже десятилетний срок не отбил охоту творить шедевры -- то скрипочку
прекрасной наружности соорудит из затоваренных ящиков, то
шкатулку-сигаретницу с музыкой "Венского вальса"; но больше всего старался
дядя Ваня Хронопулос по части патефонов, радиол и приемников. У него-то
Кирилл как раз и купил тот грандиозный радио-дом, который мы уже видели
несколько страниц назад при выносе из ремонтной мастерской. |