Господи, укрепи!"
Цецилия же Наумовна была потрясена вторым арестом мужа, может быть, не
меньше, чем первым. "За что, за что", -- шептала она в ночи, в отчаянии
сжимая свои груди. К кому же я обращаю этот вопрос, думала она. Если к ним
(впервые так подумала о власти трудового народа: они), то теперь-то вроде
хоть немного, но есть за что: все-таки "религиозником" стал, иностранное
радио слушает... Однако я, кажется, вовсе не у них вопрошаю, а у чего-то
ночного, молчаливого, всезнающего...
Надо радио это проклятое разломать, стащить на помойку, по утрам с
яростью думала она и уже заносила молоток над изделием Хронопулоса, однако
тут же обнимала проклятую штуку и обливала ее слезами: ведь вместе же,
вместе с любимым по вечерам под вой норд-оста слушали эти странные
несоветские голоса из нереального мира!
А вот не буду выбрасывать, а вот, наоборот, буду слушать так же, как и
с Кирилльчиком моим слушала!
Снова у ворот тюрьмы, снова с кульками и мешочками, с той только
разницей, что очереди здесь не такие длинные, как в Лефортово, да и передачи
принимают без проволочек. И снова письма, пространные заявления, только
теперь уже не в Контрольную комиссию ЦК (как-то нелепо в ЦК просить за
"религиозника"), а в Дальстрой, в МВД, министру Государственной безопасности
товарищу Абакумову.
Однажды в главном продмаге Магадана, в очереди за чаем, она увидела
Степку Калистратова, который в ожидании ареста вдруг стал поражать местное
население элегантностью туалета: мягкая шляпа, пальто с каракулевым
воротником, шарф, переброшенный через плечо, трость, то есть абсолютно та же
сбруя, в которой фигурировал когда-то на знаменитом снимке вместе с
Мариенгофом, Есениным, Шершеневичем и Кусиковым. Цецилия бросилась,
забарабанила кулачками по драповой спине:
-- Ты, Степка, накликал беду! Это ты, ты говорил о посадках по
алфавиту!
Он обернулся, сама светская любезность, настроение великолепнейшее:
верная комбинация кодеина с папаверином!
-- Графиня Цецилия прекрасней, чем лилия!
Подцепил ее под руку и вдруг жарко шепнул в ухо:
-- Стали выходить!
-- Что ты говоришь? Кто? -- ахнула она.
-- Наши! Уже на "А" вышло несколько человек, на "Б", даже на "В"... а
сегодня -- сенсация, выпустили Женю Гинзбург... Так что: не унывай, Цецилия,
откроется Бастилия!
Беспутный поэт, как ни странно, опять оказался прав. Не прошло и пяти
месяцев со дня посадки, как Кирилла, все с теми же скучающими ряшками, с
гэбэшной псевдольвиной зевотинкой, выпустили, оформив, как и всем другим
"алфавитчикам", "вечную ссылку" в пределах семикилометрового радиуса вокруг
города Магадана. |