|
Когда выпивал, пускался в какие-то туманные откровения: "Ты моя последняя любовь, Елена! Я скоро умру! Меня убьют, у меня столько врагов! Я имел тысячи женщин, но никого до тебя не любил!" Вот в таком духе, воображаешь? -- Голос Елены дрогнул, ладонью она прикрыла глаза и губы. -- Крошка моя, -- прошептала Нина и стала ее гладить по голове. -- Ну, расскажи, расскажи мне все. Тебе будет легче. -- Знаешь, я была там, на этой даче, все время в каком-то странном состоянии, -- успокоившись, продолжала бывшая пленница. -- Какая-то апатия, заторможенность. В теннис охотно поигрывала, пьесы начинала и бросала, днями бродила в каком-то полубессмысленном состоянии по саду под присмотром любезнейшей сволочи... Могли бы и не присматривать, между прочим: мне ни разу в голову не пришло убежать. И на него я совсем не злилась. Мерзость, но я даже стала ждать его приездов. Он мне говорил: "Елена -- то есть он произносил "Элена", -- ты уж извини, что я тебя увез. Посмотри на меня и сама реши: разве могу я, как нормальные люди, ухаживать за девушками?" В такие минуты я даже смеялась: он был забавен, лысый, круглый, очкастый, такой комический персонаж из иностранного фильма... -- Боже мой, -- прошептала Нина, -- они тебе там, очевидно, что-то подмешивали в пищу, что-то расслабляющее волю. Елка вздохнула, закусила губу, опять попыталась спрятаться за собственной ладонью. -- Наверное, наверное, -- пробормотала она. -- Ой, мама, почему же мне самой это ни разу в голову не приходило? Нина опять ласкала свою единственную, длинноногую "крошку", гладила по волосам, щекотала затылок, даже целовала в нежнейшую, как известно, никогда не стареющую тряпочку тела, то есть в мочку уха. -- Послушай, колючка, -- сказала она, -- давай поговорим на самую интимную тему. Насколько я понимаю, до этого ты была невинной, да? Скажи, он... ну... он, ну, спал с тобой, то есть, ну, прости за грубое слово, он ебал тебя? Задав этот вопрос, Нина вся окаменела: вопреки всему, она отказывалась верить, что первым мужчиной ее "крошки колючки" оказался монстр. илка уткнулась ей носом в грудь, разрыдалась. Вот наконец и подошло то, к чему обе женщины так осторожно подбирались все эти месяцы во время лежаний с кофе и сигаретами на антресолях. Обе понимали, что без этого разговора им не преодолеть отчуждения, возникшего еще несколько лет назад, когда Елка только лишь начала подходить к "возрасту любви". -- Ну, мамочка, я же ничего не понимаю в этом, -- бормотала Елка: -- Я до сих пор не понимаю, что у меня там... Я многого не помню, ну, просто не помню совсем... В первое утро я проснулась совсем голая, белье было порвано, и там как-то жгло, а потом, на даче, он как бы со мной играл, ну, как с котенком, гладил, залезал в лифчик, в трусы, потом уходил, почему-то очень мрачный, даже как бы трагический. |
