|
"Ну, что ж, храбрый воин и патриот с сильными впечатлениями своего недавнего боевого прошлого, -- сказала последняя, посетив завершенную "певзнеровку", -- можешь считать, что это твоя окончательная победа. Отсюда я уже никуда не уйду!" Так Нина стала жить на два дома, Гнездниковский и Кривоарбатский, благо расстояние между ними было небольшое. Взрослеющая Елка к этой ситуации быстро привыкла и ничего не имела против. Художник ей нравился, и она звала его просто Сандро без добавления мещанского "дядя". Впрочем, она и маму свою часто звала Ниной, словно подружку. Сандро умолял любимую "оформить отношения", но она всякий раз начинала придуриваться, допытываясь, что он под этим имеет в виду, ведь она всякий раз, ложась с ним в постель, старается как можно лучше оформить отношения. Все шло, словом, дивно в жизни "божьего маляра", как Нина его иногда называла, пока не началась идеологическая закрутка конца сороковых. После ареста членов Антифашистского еврейского комитета сверху в творческие организации стали спускаться жидоморческие инструкции. В январе сорок девятого партия произвела направляющий документ "О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению". Выявлена была антипатриотическая группа театральных критиков, состоящая, в частности, из неких Юзовского, Гуревича, Варшавского, Юткевича, Альтмана, которые пытались дискредитировать положительные явления в советском театре, с эстетских, немарксистских, космополитических позиций атаковали выдающихся драматургов современности, в частности, Сурова, Софронова, Ромашова, Корнейчука, протаскивали в репертуар идейно чуждые пьески Галича (Гинзбурга) и прочих "со скобками", низкопоклонничали перед буржуазным Западом. Оформилась могучая антикосмополитическая кампания советского народа, в редакции потекли возмущенные письма доярок, металлургов, рыбаков, требующих "до конца разоблачить космополитов". В творческих организациях проходили бесконечные пленумы и общие собрания, на которых записные ораторы истерически требовали "открыть скобки" у космополитов, скрывшихся под русовидными псевдонимами. Особенно старались, разумеется, писатели, однако и художники не хотели отставать. До Сандро Певзнера очередь дошла не сразу. Держиморды, очевидно, спотыкались о его грузинское имя, вместе с которым автоматически проглатывалась и еврейская фамилия. Дружбу народов СССР надо было все-таки всячески опекать, вот, очевидно, благодаря этому постулату Сандро и смог некоторое время, как Нина злобно шутила, придуриваться под чучмека. Вдруг однажды секретарь МОСХа, некий червеобразный искусствовед Камянов, с трибуны нашел его взглядом в переполненном и потном от страха зале и заявил, что пришла пора серьезно поставить вопрос о последышах декадентских групп "Бубновый валет" и "Ослиный хвост" и, в частности, о художнике Александре Соломоновиче Певзнере. |
