--
Прекрасно помню, как я был вдохновлен на первом курсе факультета. Первые
шаги в космосе человеческого организма, будущее служение людям..." Он клал
на плечо внуку усыпанную старческой пигментацией, но все еще вполне
хирургическую кисть руки, заглядывал в пустоватые, слегка пугающие глаза
отставного диверсанта. "Может быть, мы оба ошиблись, Бабочка? Может быть,
тебе уйти?" -- "Нет, я еще потяну", -- отвечал внук и уходил от дальнейшего
разговора, чувствуя страшнейшую неловкость. Дед, очевидно, думает, что при
таком отвращении к анатомичке из меня никогда не получится хорошего врача, а
я, говоря "еще потяну", проявляюсь как полный хер моржовый, как пацан, у
которого в мозгу с пятнадцати лет засел только лишь один постулат: я человек
прямого действия, отступать перед трудностями не в моих привычках. Как давно
все это было, все эти упражнения с Сашкой Шереметьевым... как мать тогда
злилась, подозревая нас в заговоре... мать... где она?., превратилась в
какой-то недобрый дух... вот все, что от нее осталось в этом доме...
оскорбленье и забвенье... "Ну что, будем заводиться, герр "хорьх"?" --
обратился он к могучему и как бы слегка уже окаменевшему сугробу. Из
магазина выскочил и пробежал к своему фургону шофер Русланка. Увидел Бориса,
тут же переменил курс, подошел, проваливаясь в наметенном из-под арки
сугробе. "Привет, Град! Раскочегариться хочешь?" Борис был уже популярной
личностью среди шоферов улицы Горького, а также и среди милиции. Постовые
обычно козыряли при виде несущегося "хорьха", а некоторые, у светофора,
подходили, чтобы пожать руку: "Под твоим батькой всю войну прошел на
Резервном фронте, лично видел его три раза, орел был твой батька, лучший
военачальник!"
Вдвоем с Русланкой дворницкими лопатами они освободили лимузин из
ледяного плена. За последнюю морозную неделю машина задубела до состояния
ископаемого, из вечной мерзлоты, мамонта. "Давай огня ей засунем под жопу,
-- предложил Русланка. -- А потом на проводах от моего газка мотор
погоняем". Расторопности необыкновенной, шоферюга "Российских вин" мигом
откуда-то приволок лист кровельного железа, на нем они развели костерок из
смоченных в мазуте тряпок, затолкали его под картер. Такой же горящей
тряпкой отогрели замок, отодрали заледеневшую дверь. Борис влез внутрь
словно водолаз в затонувшую подводную лодку. Кожаное сиденье жгло через кожу
эсэсовских штанов, доставшихся ему когда-то в качестве трофея после боя на
окраине Бреслау. Нелепо, конечно, даже пробовать завести мотор ключом,
аккумулятор, хоть и танковый, все равно мертв, масло не разгонишь и на
адском огне. Отступать, однако, нельзя, если уж взялся: мотор заводится
всегда! Русланка тем временем пытался, маневрируя меж сугробами, подогнать
свой фургон поближе, чтобы протянуть провода от плюса к плюсу, от минуса к
минусу, то есть "прикурить". |