|
В основном все были "свои", уютное и веселое сборище, и трудно было даже представить себе, что за дверью имеется под порывами пурги очередь общей публики. На антресолях играл маленький оркестр. Его репертуар, разумеется, тоже находился под строгим идеологическим контролем, но музыканты умудрялись исполнять даже "Жил на опушке рощи клен" так, что получалось что-то вроде джаза. Валенсия Максимовна поставила перед Борисом большой бокал с пузырящейся и переливающейся многоцветной влагой. -- Не нужно начинать с "Тарана", Боренька. Примите "Шампань-коблер", -- сказала она так, как будто и не ожидала возражений. -- Хм, -- Борис пожал плечами. -- Кажется, меня тут все еще за взрослого не считают? Впрочем, вы наверняка правы, Валенсия Максимовна. Взрыв хохота долетел до бара из одной бархатной ниши. Кто-то там махнул рукой Борису: "Причаливайте, сэр!" Это были писатели и артисты, созвездие лауреатов. Площадкой владел (таково было новое выражение, вошедшее в обиход с легкой руки футбольного радиокомментатора Вадима Синявского: "владеть площадкой"), итак, площадкой владел композитор Никита Богословский, автор песни "Темная ночь", которую по популярности можно было сравнить только с "Тучами" Борисовой тетки Нины. -- Тут недавно в Москве, уважаемые товарищи, сделано удивительное открытие... -- "Уважаемые товарищи" звучали в его устах, шевелящихся над галстуком-бабочкой в горошек, словно "леди и джентльмены". -- Вот, обратите внимание, обыкновенная фотокарточка... -- С этими словами он извлек из кармана снимок совокупляющейся в довольно похабной позе пары. -- Ну, самая обыкновенная продукция... ну, кто из нас не знаком с такого рода изделиями... ну, словом, самая элементарная маленькая порнушка... С той же небрежностью, с какой говорил, Богословский бросил карточку на середину стола. Все вокруг умирали от этой небрежности -- обыкновенная, видите ли, порнопродукция, и это в самой пуританской стране суровых пролетарских нравов. Все хохотали, однако Борис с удивлением заметил, что некоторые, в частности, Валентин Петрович Катаев и Константин Симонов обменялись короткими многозначительными взглядами. -- А теперь возьмите любую газету, -- продолжал Богословский. -- Ну любую! Ну вот хотя бы эту ежедневную газету. -- Он вытащил из портфеля и развернул рядом с фотографией "Правду". Ничего себе, "любая ежедневная газета", боевой орган ЦК ВКП(б), которую каждое утро кладут на стол не кому-нибудь, а самому Хозяину! Смех тут начал немного увядать, общество отвлекалось к напиткам. Заметив это, Богословский юмористически сморщил на удивленье свежую, круглую мордаху: -- Нет-нет, товарищи, никакой контрреволюции! Тут просто удивительный перекос человеческой логики. |
