«Представляется достоверным (полстраницы - формула)… Таким образом, в квантовом выражении… (формула, справа ее номер - 26). Представляя выражение 26 в выражение 7, получаем… Таким образом, в настоящее время наше пространство-время отстоит на 30.000 лет от коммутируемого пространства-времени Карпова, Бурмистрова и Новика с коэффициентом сокращения этого интервала 2.10-3».

    -  Еще посмотрим, - сказал Рафаил Новик, пролистав журнал.

    Швырнул его на полку - шмяк. Туда, где сваленные в кучу валялись журналы, от «Нейчур» до «Пари-матч» и от «Успехов физических наук» до «Огонька». Никогда они этих журналов не разворачивали. Не хотели. Лишь на стене был приколот разворот из «Смены» - Карпов в надвинутом берете, лоб и глаза в тени, зубы оскалены и сверкают над рыжей бородой. Последний кадр, отснятый Рафаилом перед нападением гигантопитека.

    Так они жили три года. Единственная тема, которую они обговаривали без конца, - попадания. Четыре раза баросфера попадала в океан; одиннадцать - без блокировки вышвыривали ее обратно - раскаленная магма; девяносто два раза - четвертичные аллювиальные отложения, по определению геологов, девяносто восемь раз - мел неогена; итого двести пять перемещений. Остальные сто - латеритовые слои, горные толщи, речное дно. Дважды баросфера оказывалась в одной и той же глухой пещере. Казалось, им никогда не попасть хотя бы на поверхность, не говоря уж о прежнем месте. Так казалось. Но в канун трехлетия машиной был выдан тончайший расчет, в котором глубина выводилась из времени старта, соотнесенного с перепадом времен между Землей и «пространством Карпова-Бурмистрова-Новика».

    …От своего домика шли пешком. Было раннее утро, шаги отдавались эхом в стене лабораторного корпуса. За ним горел холодный и сухой осенний рассвет. В лаборатории было тепло. Стартовая команда закончила подготовку загодя и, как всегда, надраила энергоприемники и вымыла бетонный пол. Резко стучали костяшки домино. Входя, Володя и Рафаил переглянулись со слабой, одинаковой усмешкой - за эти три года они стали очень схожими в манерах, как близнецы. Им было приятно видеть свою стартовую команду, может быть, приятнее, чем всех других людей на свете… С какого-то времени все, даже Володина мама, обходились с ними почтительно, с оттенком жалостливой скорби. Но почтительность ребят из стартовой команды была не раздражающей. Они делали все как можно лучше. Много тщательнее, чем требовала служба. Колькин любимый плакат - с чертиком - окантовали, мыли полы, драили энергоприемники… Вот сорок минут до старта, и давно все готово. Вахтенный журнал лежит под настольной лампой.

    Рафаил прочел записи о подготовке, вздохнул, отчеркнул ногтем вверху страницы: «Опыт N322» . Экипаж, время старта, приборные данные. Подписи - командир, начальник стартовой группы.

    -  Пошли, Вова… Ауфвидерзеен, доктор.

    -  Ни пуха ни пера, товарищи. Желаю…

    -  К черту, - сказал Рафаил. - Счастливо, ребята!

    -  Вам счастливо, - это начальник стартовой, Борис Дмитриевич, а вот гудят остальные - субординация - люк захлопывается, тишина. Володя перебирается с Колькиного места на свое. Колькино место, а? Как упорна память, как долго мы помним, думают они, проделывая привычные операции, проверяя, ставя на нуль, включая и отключая, пристегиваясь, поправляя каски. Над ними - пустое кресло.

    …Удар был сильный. Перья акселерометра вычертили сумасшедшие Гималаи на бумаге, пока баросфера катилась с откоса.