Изменить размер шрифта - +

Защекотавшие было мою спину чёрные щупальца отступили… А в животе у меня вдруг громко забурчало — от голода. Даже жутковатые разговоры о крови не смогли убить проснувшийся во мне зверский аппетит. Аида засмеялась.

— Верный признак того, что с тобой уже всё в порядке. Организм потратил много сил на восстановление и теперь ему нужно подкрепиться.

При улыбке блеснули её клыки, и мне стало чуточку не по себе. Хоть они и были сейчас в состоянии «отбоя», но выглядели внушительно. Улыбка сбежала с лица Аиды, оно стало замкнутым и усталым.

— Я принесу тебе что-нибудь, — сказала она тихо и вышла.

Я поджала колени и обхватила их руками. Мне тоже стало грустно и неуютно: я огорчила Аиду. Когда она вернулась с подносом, полным еды, я раскрыла ей навстречу объятия.

— Иди ко мне.

Но Аида не торопилась. Поставив поднос на кровать, она сказала без улыбки:

— Покушай сначала. Потом решим, обниматься или нет.

— Мммм… — Я расстроенно насупилась и отвернулась. — Если не обнимешь, не буду есть.

— Я не шучу, Алёнка, — сказала Аида серьёзно. — Если не поешь как можно скорее, наступит резкий упадок сил — обморок, даже коллапс. Твой организм устроен иначе, чем мой, он не привык к таким фокусам с ускоренной регенерацией: это для него неестественно, поэтому все процессы в нём пришли в дисбаланс. Для него это стресс. Нужно пополнить его запасы энергии, тогда всё пройдёт легче.

В её голосе и взгляде было столько озабоченности и искреннего беспокойства за меня, что это подействовало сильнее любых объятий и поцелуев.

— Ладно, — сказала я, беря с тарелки блинчик с начинкой. — Всё, уже ем, только не волнуйся. Мммм… С мясом? Вкусно!

Аида села в кресло и с грустноватым ласковым теплом в глазах смотрела, как я ем. Она не улыбалась, пряча клыки, но её полный нежности взгляд с лихвой компенсировал суровость губ. Я протянула ей тарелку.

— Хочешь?

Она отрицательно качнула головой.

— Ты что же, теперь совсем не можешь есть по-человечески? — спросила я расстроенно.

— Почему не могу? Могу, только аппетита на обычную еду нет, — ответила Аида.

— А как часто тебе нужна кровь? — полюбопытствовала я осторожно.

— Пару раз в неделю.

Спрашивать больше ни о чём не хотелось, на глаза наворачивались слёзы. Она пошла на это ради меня… из-за меня. Это я во всём виновата. Лучше бы я сгорела на костре в пятнадцатом веке, тогда не было бы первопричины… Всё сложилось бы иначе. Отодвинув поднос, я уткнулась в подушку. Слёзы просачивались сквозь зажмуренные веки.

— Алёна… Ну, что такое, зайка? — Пальцы Аиды заскользили по моим волосам, она огорчённо склонилась надо мной.

— Это я во всём виновата, — выговорила я сдавленно.

У Аиды вырвался усталый и расстроенный вздох.

— Этого я и боялась, — сказала она. — Того, что ты, вспомнив всё, снова начнёшь заниматься самобичеванием. Ну, как мне ещё доказать, что прошлое не имеет для меня значения, и что я тебя люблю — такую, какая ты есть сейчас? У меня осталась только моя жизнь… И я отдам её за тебя без колебаний.

— Я не приму такой жертвы, — всхлипнула я ещё горше. — Лучше уж мне…

Палец Аиды прижал мне губы.

— Так, стоп. Прекращай это всё. Я читала твоё письмо… И поговорила с отцом. Он вспомнил эту историю. Обращаюсь к тебе сейчас как граф: любезнейший Тьерри, вызываю вас на поединок. Оружие — губы, форма боя — поцелуй взасос.

Быстрый переход