— О чём ты говоришь? — хмурился он, но по глазам я видела: он понимает, о чём я, хотя поражён и не может поверить.

— О том, что и вам настала пора платить по счетам, милорд. Делайте то, что должно, и да свершится воля Всевышнего.

Лорд Эльенн поднялся.

— Кажется, ты бредишь, дорогая. Это от кровопотери. Но скоро ты восстановишься, не волнуйся.

Хотела ли я восстановиться? Не знаю. Прошлое проложило пропасть между мной и Аидой, бремя памяти о былых грехах разлучило нас. Всё-таки не зря мы всё забываем, снова приходя на землю: груз прошлых жизней не позволил бы открыть новую, ещё не исписанную страницу бытия, утянул бы назад, к старой боли, старым ошибкам, заставляя вместо работы над новой главой снова и снова перечитывать написанное на предыдущих листах. Со мной именно это и происходило, и справиться с этим не было сил. Не было рядом Аиды, которая могла бы поддержать, одним своим ласковым взглядом внушив уверенность, что всё получится. Она находилась далеко, и тоже — во власти прошлого.

Сумрак звал меня: «Приди, я дам тебе покой, усталый путник. Я заберу все твои невзгоды и сниму бремя с твоих плеч…»

От князя Огнева я узнала, как всё было: Эрика вернулась в замок одна, отказавшись отвечать на все вопросы. Когда обнаружилась моя пропажа, Фон Линдау учинил ей допрос по всей строгости и пригрозил сообщить лорду Эльенну. Но и это не развязало ей язык, и меня нашли по следам без участия Эрики. Кровопотеря у меня была достаточно тяжёлой, чтобы умереть, но я каким-то чудом продержалась до самого обнаружения. Лорду Эльенну немедленно сообщили о происшествии, и он лично приехал в замок для разбирательства. У Эрики с ним был тяжёлый разговор, после которого она удалилась в свою комнату и не показывалась оттуда.

Силы возвращались медленно. Есть не хотелось, только иногда тянуло на крепкий чай. Я пила его, сидя на старой скамье среди плюща, плетистой розы и винограда. Древняя стена дышала прохладой, а листья плюща блестели от капель дождя.

В ящике стола нашлась стопка пожелтевших от времени листков бумаги и старое писчее перо с чернильницей. Чернил было на донышке, да и те — засохшие. Водой они разбавляться не хотели, сколько я ни царапала, сколько ни тыкала их ржавым наконечником пера. Но стоило мне капнуть немного шнапса — и дело пошло.

С непривычки царапая бумагу и ставя кляксы, я начала писать…

«Многоуважаемый и досточтимый граф! Вас нижайше приветствует Тьерри, бывший разбойник. Собственно, разбойником я стал не совсем по своей воле и не из любви к этому занятию. Милорд Эльенн знает о моих обстоятельствах достаточно немало — спросите его, и если он соизволит, то сам расскажет. Для чего я это делал — также ему известно.

Получив такую возможность, я хотел бы рассказать Вам то, чего Вы, вероятно, не знали, а я не мог поведать. Не хочу, чтобы Вы заблуждались и считали меня убийцей вашей невесты. Это сделали Жак Вонючка и Большой Патрик. Ребята были пьяны, мне не удалось удержать их от зверского злодеяния… Но Жак не прожил после этого и часа: мой меч проткнул его зловонное брюхо. После этого я покинул банду и, как Вам известно, работал в монастырском саду и делал сидр. Даровав мне смерть от несчастного случая, Господь не допустил свершения Вашей мести, ибо я не делал того, за что Вы хотели меня покарать.