— Она не знала. Мне просто в голову не пришло рассказать ей о встрече с Хильдой. В этом не было ничего экстраординарного.
— Когда вам стало известно об ее исчезновении?
— Только сегодня по возвращении домой.
— В котором часу вы встретились с ней в субботу?
Он наморщил лоб.
— Точно сказать не могу, но, по-моему, около пяти часов.
— Вы не заметили в ее поведении ничего странного?
После некоторого колебания:
— Пожалуй, нет. Мне она показалась немного грустной, но Хильда вообще человек настроения.
Комната выходила окнами на север, и по углам ее уже начали сгущаться сумерки. Установилась мертвая тишина. Иннес сидел, скрестив длинные ноги, и вежливо дожидался следующего вопроса. Уайклиифф не спешил: когда молчание станет тягостным, тогда, только чтобы прервать его, должен быть задан встречный вопрос, куда более красноречивый, чем иные ответы.
Уайклифф уже почти готов был признать, что проиграл игру в молчанку, но тут, наконец, прозвучал вопрос:
— Вы действительно считаете, что с ней могло случиться что-то серьезное?
Уайклифф ушел от ответа:
— Вы знали ее, быть может, лучше, чем многие. Скажите, была она способна уйти из дома, не взяв с собой ничего из вещей, никого не предупредив?
— Нет, — покачал головой Иннес, — это совсем не в ее стиле.
После небольшой паузы он спросил:
— Вы предполагаете, что с ней что-то стряслось в субботу по пути домой?
— Я бы не стал называть это предположением. Если вы видели ее поблизости отсюда около пяти, а домой она не пришла, такой вывод напрашивается сам собой.
— Да, конечно. Просто мне трудно даже вообразить, что такое с ней могло приключиться.
— Вам известно, что она беременна? — спросил Уайклифф с обдуманной небрежностью.
— Беременна?!
— Да, это ей подтвердил врач как раз в субботу.
— Бог ты мой! Я и понятия не имел. Бедная девочка! Так вы считаете, что ее исчезновение как-то связано с беременностью?
— А вы сами что думаете?
Теперь Иннес казался совершенно растерянным.
— Мне не известны никакие обстоятельства этого дела, но я не могу себе представить, чтобы Хильда могла как-то чрезмерно переживать или наделать глупостей, если вы это имеете в виду.
Наступил момент для еще одной затяжной паузы в разговоре, но тут послышался скрип резины по кафелю коридора. Иннес вскочил и кинулся к двери, чтобы открыть ее для женщины в инвалидном кресле-каталке. В серой блузе, пестревшей пятнами краски, она была так миниатюрна, что с первого взгляда показалась Уайклиффу ребенком.
— Надеюсь, я не помешала?
— Что ты, Полли, конечно же нет! Пожалуйста, позволь тебе представить старшего инспектора Уайклиффа. Он здесь из-за Хильды. — Иннес перевел взгляд на полицейского. — Познакомьтесь с моей супругой. Как вы можете заметить сами, она художница.
С изрядной ловкостью он развернул кресло в удобную для всех позицию. Каталка была, несомненно, сделана по специальному заказу — более узкая, чем обычно, она своим высоким сиденьем компенсировала недостаток роста владелицы и давала ей больше свободы маневра.
Миссис Иннес смерила Уайклиффа заинтересованным взглядом:
— Значит, старший инспектор?
— Да, — отозвался Иннес. — Как видишь, полиция считает исчезновение Хильды делом особой важности.
Следующие свои слова он адресовал Уайклиффу:
— Мы с Полли, видите ли, неправильно оценили ситуацию. Нам показалось, что это не более чем полудетская выходка на почве раздоров в семье. |