– Леша, а это у тебя что?

Блин! А майку-то я не успел надеть.

– Мам, ну это самое у меня тут, вот так вот, да ничего страшного, – залепетал я, хватая майку. В суматохе попытался просунуть голову не туда.

Но мать уже успела взять себя в руки.

– Постой, – властно потребовала она.

Встала, подошла ко мне и провела рукой по шраму, уже зарубцевавшемуся. Потом констатировала:

– Ножевое ранение. Зашили хорошо.

Мои родители познакомились в Вологде, когда отец учился в Молочном институте, а мать – в медицинском училище. Она даже успела поработать по специальности, а потом отец получил распределение в колхоз, и маме работы не нашлось, поэтому она и стала почтальоном.

Я усадил маму на лавку, сел рядом с ней и вздохнул:

– Мам, все уже позади. Полежал пару недель в больнице, выздоровел. Так что все нормально.

А мама уткнулась мне в плечо, обняла меня и заплакала.

Ну почему же я не помню, как все происходило в прошлый раз? Странно. Кажется, такие вещи должны запоминаться. А может, в прошлый раз мне удалось как-то скрыть от родителей факт своего ранения? Да, точно, так оно все и было. Мама узнала о ранении спустя два года. Шрам-то все равно не спрячешь от ее взгляда. Тем более что она медсестра, а отец – ветеринар. Они такие вещи просекают на раз-два.

– Мам, я есть хочу, – сказал, чтобы отвлечь мать от переживаний.

А со стороны дороги послышался рев мотоцикла. Сворачивает сюда, к нашему дому. Стало быть, вернулся отец. Ну да, рев его «скакуна» я ни с чем не перепутаю. «Урал» с коляской ему выдали в колхозе, чтобы успевал ездить на всякие сложные случаи.

– Пошли, – встала мать с места. – Рубашку накинь и отцу пока ничего не говори. Ему, скорее всего, трудные роды принимать пришлось.

О том, что роды были трудными, мать догадалась по затраченному времени. Если отца вызвали на чужую ферму, то неспроста, а коли супруг задержался так долго, то, значит, совсем плохо.

Отец был мрачен. Конечно, моему появлению он обрадовался, но все равно было заметно, что его что-то угнетало.

– Здравствуй, Леша, – кивнул отец, уклоняясь от моих объятий. Пояснил: – Грязный я весь и в крови. Сейчас быстренько помоюсь, переоденусь, потом…

– Коля, как там? – поинтересовалась мать.

– Хреново, – вздохнул отец. – Неправильное предлежание, теленочек крупный был, но умер. Еще хорошо, что родительницу удалось спасти.

Я никогда особо не вникал в дела отца, но коли уж вырос в семье ветеринара, то знал, что правильное предлежание – это когда теленок выходит из своей мамки как положено: голова и лапы, то есть ноги, идут вперед. А неправильное, если он идет задом. Вот тут без посторонней помощи корове не родить, и человеку приходится ей помогать. Дело это трудное, грязное. Даже и пересказывать не стану. Все равно я точно рассказать не смогу, так что и незачем. А мой отец всегда принимал несчастные случаи очень близко к сердцу.

– Вызвали бы меня вовремя, все бы в порядке было, – устало сказал отец. – У коровы вчера вечером начались схватки, воды отошли, а мой коллега решил вколоть окситоцин. Дескать, матка откроется, к утру родит. В общем, теленка вытащили, только мертвого. Корова жива, так уже хорошо.

Отец махнул рукой и пошел в баню.

Вот я и говорю, что, живя в семье ветеринара, я кое-что знал. Скажем, тот факт, что окситоцин не открывает матку у коровы, а напротив, ее сокращает. Но коли мать удалось спасти, а теленка вытащили, стало быть, матка была открыта. Если бы ветеринар вовремя проверил, как расположен плод, то беды бы не случилось.