Несмотря на расстройство, Канерва проследил, как пленников отвозят в тюрьму. Лично проводил до камеры, проверил крепость замков и решеток, надавал по шеям тюремщикам, чтобы крепче стерегли. Когда он выехал из здания тюрьмы, на прозрачном синем небе загорались первые звезды. Король ждет доклада. Но что рассказывать? Канерва медленно пересек площадь, вслушиваясь в перестук лошадиных копыт. Если бы он не так боялся смерти – давно бы закололся. Но стоит подумать об этом – и снова перед глазами встает...

Канерва тряхнул головой и пришпорил коня. К дьяволу! Он пережил много унижений, переживет и это! Почему никто не убил его сегодня? Чем он так не угодил Господу Богу, что тот не пускает Канерву на небеса? Да хоть бы и к черту в пекло, лишь бы мгновенно!

* * *

В комнату через открытые ставни вливались сумерки. Мелькнула и исчезла резкая птичья тень. Со своего кресла Алиция видела краешек густо-оранжевого диска солнца. Город был черным-черным, только крыши домов и зубцы башен словно измазаны яичным желтком – как пирожки на противне перед отправкой в печь.

Опомнилась!

Ха-ха!

Девушка ударила кулаком по резному подлокотнику, не ощутив, как впились в кожу острые грани узора. Да она ему еще покажет!

А вдруг он не вернется?

Глупости! Канерва такой сильный, ловкий, такой... Вернется, обязательно вернется.

И тут уж она ему покажет!

Что?

– Голую задницу, – подал голос Лисс, пытавшийся с помощью Глоры привести в порядок голову.

– Еще слово – и я тебя в окно выкину!

Канерва оскорбил ее. Обращался с ней, как...

Как?

Она тоже хороша, заговорила при людях... При каких людях? Солдатах! Конечно, Канерва не мог признаться перед ними, верно? Он такой нежный, ранимый в душе... Надо еще раз поговорить с лордом Мельсоном. Наедине. Время терпит. Любовь ослепила Алицию, поэтому фрейлина действовала в спешке. Но сейчас она все обдумает как следует и больше не ошибется. Алиция застанет Канерву, когда он после ужина будет сидеть в одиночестве перед камином и мучиться угрызениями совести из-за того, что так грубо обошелся с ней сегодня. Ведь ему наверняка стыдно за свое поведение. Но разве мог он иначе повести себя перед всеми этими стражниками, перед тем наглым ухмыляющимся лейтенантиком?

Алиция вскочила. Действовать, срочно действовать!

– Глора!

– Да, госпожа.

– Оставь немедленно дрянного мальчишку и поди сюда, будешь меня раздевать. А ты, Лисс, выметайся.

– Да мне еще рано на дежурство, – возразил паж, усаживаясь в освободившееся кресло и ерзая по жесткому сиденью тощим задом, чтобы устроиться поудобнее.

– Ах ты, мерзкий пацан! – немедленно завелась Алиция. – И как только ухитрился отец народить такую бестолочь?! Я кому сказала: пошел вон из моей комнаты!

– Не пойду. Вдруг ты из окна кинешься? – Наглец ухмылялся, улыбка расползлась у него до красных еще ушей.

Алиция тут же растаяла от открытого проявления братской любви.

– Ладно, Лисс, тогда смотри на двор, не возвращается ли лорд Канерва.

Мальчишка закинул ноги в обтягивающих бедра и икры штанах на подлокотники.

– Я лучше буду советовать тебе, как выгоднее раздеться. Хотя все твои старания окажутся бесполезны, предупреждаю. Он бессилен.

– Ах ты, маленькая дрянь! – тут же вспыхнула Алиция, которая как раз мечтательно разглядывала себя в большом бронзовом зеркале. – Паршивец!

– О-о, вроде скачут, – словно прислушиваясь, проговорил Лисс.

– А я еще не одета! То есть не раздета! – засуетилась девушка.