Несколько мгновений, показавшихся мне бесконечно длинными, он не шевелился, а потом повернулся ко мне. Повернулся и сказал:

- Честно говоря, я думал, ты не придешь. Или что придешь, но… не ко мне.

Я встала, нащупала в темноте пеньюар и пошла к двери. Антон даже не пытался меня остановить.

Вся беда была в том, что он сказал правду. Потому что я тоже так думала. И боялась этого.

Одна моя приятельница рассказывала, как ей пришлось выбирать между двумя хорошими мальчиками. В результате она выбрала третьего. “Понимаешь, Алла, - говорила Лиза, прикуривая сигарету и щуря от дыма свои красивые темно-серые глаза. – В принципе, любой выбор нехорош. Кого ни выберешь, все равно рано или поздно мелькнет мысль, что другой был бы лучше. Будешь переживать, ругать себя, говорить: “Ах, если бы…”. Зачем мне это надо?”

Пожалуй, я была с ней согласна. Но даже не представляла себе, что так трудно сделать выбор между хорошим мальчиком и мальчишом-плохишом. Хотя, разве “хороший” и “плохой” – это критерии для выбора?

Я вышла на улицу. Было темно. Белые ночи уже почти кончились. В стороне города стояла грозная чернота, мелькали высверки молний. Далекий гром раздавался, как сквозь вату. Может, через час дойдет и до нас, если, конечно, гроза не истощит весь свой пыл по дороге.

Я дошла до озера, скинула пеньюар и погрузилась в черную, неожиданно теплую воду. Зашла по грудь и поплыла на середину озера, стараясь не намочить небрежно заколотые парой шпилек волосы. Как жаль, что нельзя лечь на спину, раскинуть руки и смотреть в темное небо, покачиваясь на волнах.

Четырнадцать лет назад мы с Валеркой бегали по ночам купаться. Крохотное заросшее озерко пряталось среди высоченных сосен. Был август, падали звезды. Бабушка доказывала, что после 2 августа – дня Ильи Пророка – купаются только безмозглые атеисты, но вода была такая теплая, что мы соглашались примкнуть к безмозглым атеистам и, чтобы не расстраивать бабулю, убегали тайком, когда она засыпала. Валерка нырял и фыркал, как тюлень, а я лежала на воде и смотрела в бесконечное звездное небо. И очень скоро начинало казаться, что звезды надо мной и подо мной, что я плыву среди них, растворяюсь в них… Я грезила о любви – такой же бескрайней и ослепительной, как августовские звезды…

Черные тучи с огненным подбоем стремительно приближались. Подул ветер, ели закачались, по озеру побежали маленькие, но сердитые валы, словно где-то всплывало водяное чудо-юдо. Я поспешила выбраться на берег. Странно, но вода смыла мою ярость, оставив только непонятную щемящую тоску.

Скользкий пеньюар противно облепил мокрое тело, и я хотела уже снять его и идти в дом голышом, но вовремя увидела в темноте веранды огонек сигареты. В животе противно заледенело. Кто там?

- Да иди, иди, что встала? – с облегчением услышала голос Пети. – Все интересное, что в тебе есть, я уже давно разглядел. Тем более все равно ничего не видно.

- Выспался? – спросила я, присаживаясь на ступеньку крыльца.

- С вами выспишься! Морока одна.

- Темно как! И кузнечики вопят. Странно, обычно они начинают блажить в августе, а еще только середина июля.

- Природа сошла с ума. Уже малина зреет, а еще жасмин не отцвел. И кузнечики… Говорят, чем дурее становится человечество, тем быстрее время идет. Твари умудряются к этому приноравливаться, а мы – нет. А что темно, так гроза идет. К тому же, вчера были Петр и Павел. Петр и Павел – день убавил.

- Прости, что не поздравила с именинами.

- У меня именины 25 января, - возразил Петя. – И день рождения тоже.

- Так это же Татьянин день!

- И Петра, и Саввы, и еще кого-то.

- Тебя поэтому Петром назвали?

- Да нет, я же тебе говорил, когда ты на заборе висела. У нас все старшие сыновья в роду – Петры.