- Значит, плакали. Да разве ж так можно? Да ни один мужик того не стоит, уж поверьте мне.

- А почему вы думаете, что это из-за мужика?

- А из-за кого, из-за бабы, что ли? Нет, на вас это не похоже. Сейчас лед принесу. И пакетики с ромашковым чаем, на глаза положите. Виданное дело, такую ряху наплакать!

Продолжая ворчать, она вышла и вернулась минут через десять.

- Ну-ка, ложитесь на кровать! – приказала она непререкаемым тоном.

Я не стала спорить и улеглась. Холодные чайные пакетики приятно остудили горящие веки. Лицо накрыла салфетка, через которую пакет со льдом не жег кожу, а только ласково холодил.

- Лед долго не держите, а то пазухи застудите. Подержите – снимите. Подержите – снимите. И не берите всякой дряни в голову.

К обеду я немного успокоилась, да и фейсконтроль показал изменения к лучшему.

- Спуститесь, или сюда обед принести? – спросила заглянувшая в очередной, двести двадцатый, раз Катя.

Выходить не хотелось, но я понимала, что сделать это придется. Хотя бы для того, чтобы объясниться с Антоном. Ждать, что он придет сам… Нет, лучше все-таки выйти.

Обед прошел в теплой, дружественной обстановке. Антон в мою сторону не смотрел – точно так же, как вчера Корнилов. Петя ободряюще подмигивал – похоже, после драки на кухне и ночного плаканья в жилет он перешел на мою сторону. Корнилов мизансцену оценил и заблестел глазками, то и дело забрасывая их в мою сторону.

Есть мне совершенно не хотелось, но я мужественно ковыряла вилкой гуляш, надеясь, что Петя и Корнилов, как обычно, закончат первыми, и я смогу спокойно поговорить с Антоном. Но он отказался от десерта, резко отодвинул стул и вышел на улицу.

- Чегой-то с ним? – радостно спросил Герострат.

- Тебе-то что? – рявкнула я и тоже вылетела из дома.

Антона нигде не было видно. Трава после ночной грозы еще не просохла, шлепанцы тут же промокли. Птицы и кузнечики вопили во всю, стараясь перекричать друг друга. С жасмина осыпались последние лепестки.

- Гена, где Антон Владимирович? – бросилась я к воротам.

- Где-то здесь. Никуда не выходил.

Я села в Петино кресло на веранде и стала наблюдать, как на соседском участке двое голых по пояс парней пытаются свалить березу. Вместо того чтобы забраться на нее, обрубить сучья и спилить ствол по кускам, они подрубили корни, опоясали несчастное дерево веревкой и теперь пытались – дедка за репку! – уронить ее на землю. Они дергали то вместе, то по очереди, чесали в голове, курили, сосредоточенно матерились и снова дергали. Дерево трещало, качалось, но не сдавалось. Наконец работнички привязали конец веревки к джипу, один сел за руль, а другой остался снаружи контролировать процесс. Джип взвыл и заглох.

Мне очень хотелось узнать, чем кончится дело, но тут я увидела Антона. Он шел откуда-то из-за флигеля, хмурый, расстроенный.

- Антон, подожди! – крикнула я, но он только дернул плечом, обошел меня, как неодушевленный предмет, и вошел в дом.

Я бросилась за ним.

Катя убирала со стола, Петя помогал ей, Корнилов развалился на диване. Все трое уставились на нас.

- Антон!

Он остановился у лестницы и обернулся, ожидая продолжения.

- Мне надо с тобой поговорить!

“Ах, Хуан-Мануэль, мне так нужно с тобой поговорить!”

- Ну пойдем, раз надо.

Мы поднялись наверх и вошли в его комнату.

- Присаживайся, - кивнул он на кресло, а сам опустился на кровать. – Слушаю внимательно.

Наверно, так он разговаривает в банке со своими нерадивыми подчиненными.

Я молчала. Положение было глупым до смешного. Что говорить-то? “Прости, но ты не так понял мои вегетативные реакции”?

- Молчишь? – спросил Антон подозрительно ласково. – Ну молчи.