- Ну, моим родителям по семнадцать было, когда я родился. Да и не избалованная она. Не думай, что я всю жизнь буду на дядю горбатится. Я, между прочим, на юридическом учусь заочно.

- Ага, ага! Потом тестюшка тебя пристроит на теплое местечко в свой банк, сделает компаньоном.

- Ох, до чего ж ты, Алка, противная! Не дай Бог ты моей тещей станешь.

- Для этого нужно двойное чудо. Мне пока никто предложений на эту тему не делал. Но если уж это случится, пеняй на себя. Загрызу!

- Ладно, грызун, пошли спать. Или ты хочешь грозу дождаться? Замерзнешь.

Действительно посвежело. Я провела ладонью по своему предплечьюе, ощетинившемуся мурашками.

- Не думай ни о чем, - посоветовал Петя, спускаясь с крыльца. – Все устаканится. Вот поймаем заразу Ленку, узнаем, зачем ей все это понадобилось, и будем жить-поживать, добра наживать.

Дом был погружен во тьму. Ни лампочка у двери, ни маленькое бра на лестничной площадке не горели. Странно. Кто же их выключил? На ощупь я добралась до лестницы, вскарабкалась наверх, крепко держась за перила. Где-то рядом скрипнула половица.

Я обернулась, вглядываясь в темноту. Хотя глаза уже немного привыкли к мраку, я не увидела, а, скорее, почувствовала, что рядом кто-то есть. По спине побежали не мурашки, а целые термиты. Сердце выдало барабанную дробь.

- Кто здесь? – глупо прошептала я и тут же поняла, что темнота в углу – теплая, дышащая, живая. Кто-то стоит там и ждет. Меня?

Я сделала шаг назад. Потом еще один шаг. А потом – наступила на край своего длинного пеньюара. В одно мгновенье перед глазами пронеслась жуткая картина: я падаю вниз, пересчитывая каждую из двадцати ступенек лестницы. Но этого не произошло.

Сильные руки подхватили меня, и я почувствовала чьи-то губы на своих губах. Что было дальше? Что-то дикое подняло и закружило меня, как порыв ветра – опавшие листья. Я не представляла, что может быть – так! Так горячо, так ослепительно, вне времени и вне пространства. Мы – кто? - стали древним Океаном, опоясывающим Землю. Океаном, который берет свое начало в неизведанных далях Вселенной, вздымает свои волны, а потом теряются в нигде. Мы стали темным предгрозовым небом, и поэтому не было ничего удивительного в том, что ослепительная молния распорола мир и ушла во вздрагивающую от наслаждения Землю… Кажется, я кричала и царапала чью-то спину в тот миг, когда мое тело в сладкой и томительной муке мельчайшими атомами разлеталось по Вселенной.

Я не знала, с кем я. Конечно, я могла догадаться. Но я не хотела этого.

         * * *

- Милая моя, любимая, счастье мое, - шептал, задыхаясь, Антон.

И я вздохнула… с облегчением. Даже если больше в моей жизни не будет ни одного мужчины, даже если отныне всю мою личную жизнь будут составлять сплетни, анекдоты и эротические фильмы, все равно – то, что я испытала сейчас, уже никогда не позволит думать о своей женской доле как о чем-то неудавшемся.

Но Антон понял мой вздох по-своему. Я не видела его лица, однако вполне могла его представить. Ни слова ни говоря, он оттолкнул меня, встал и ушел в свою комнату. А я пошла к себе и долго-долго плакала в подушку.

Утром я решила не выходить из комнаты. Из зеркала на меня смотрел кошмарный гоблин с заплывшими глазами и распухшим носом. Не помогали ни холодная вода, ни массаж, ни пудра.

С улицы донесся пронзительный Катин голос. Она вопила на Спрайта, который навалил кучу прямо на дорожке, и на Гену, который эту самую кучу не почесался убрать.

- Катюша, принесите мне кофе, пожалуйста, - попросила я, выглянув в окно.

Когда Катя вошла в мою комнату, она ахнула.

- Алла, вас что, ночью кто-то бил? – предположила она.

- Нет, - буркнула я, отворачиваясь.

- Значит, плакали.