И понял, что означает странное выражение «зрелище оглушило». Потому что от того, что я там увидел, звуки и вправду странно отодвинулись, будто к ушам прижали подушки.

Потому что пожилая дама с лицом, искаженным неописуемым ужасом, одетая в залитую кровью рубашку, нижнюю юбку, чепец и шаль, лежащая в кресле возле камина, была – королева‑вдова. Моя мать.

Я смотрел на нее и думал, что уж ее‑то тут быть не могло. И пол под моими ногами качался.

Питер, наверное, испугался моего лица, потому что начал меня тормошить. Я его отстранил и обернулся к Оскару. Оскар смотрел на труп и качал головой.

– Штандарта королевы‑вдовы на воротах не было, – говорю. – И нигде не было. Она приехала инкогнито.

– Это ничего не меняет, – молвил Оскар тоном, не предвещающим никому ничего хорошего. Нагнулся к телу моей матери, тронул рану и поднес к глазам пальцы в ее крови. И позвал: – Рейнольд!

Названный вышел из стены, зажимая платком плечо, – и, встретившись взглядом со своим Князем, упал на колени, так, впрочем, и продолжая держаться за плечо. Совсем юный вампирчик, рыжеволосый, с несколько неправильным для неумершего, вдобавок осунувшимся лицом, что искупалось прекрасными очами – настоящие горные изумруды в золотой оправе. От его глаз по белой коже тянулись темные полосы.

– Это труп королевы‑вдовы, Рейнольд, – сообщил Оскар сплошным льдом. – О чем вы думали?

Эти темные полосы были следами слез. Вернее – черной крови, которая текла из глаз Рейнольда, как человеческие слезы. Век живи – век учись: я впервые видел, как плачет вампир. Я еще подумал, что это любопытно с точки зрения моей науки – отстраненно. Питер смотрел на вампира с тенью сочувствия.

– О Князь, и вы, темный государь! – взмолился Рейнольд. – Простите меня! Я не знал старшую государыню в лицо…

– Для чего вам понадобилась жизнь этой женщины? – холодно спросил Оскар.

– Я не хотел, я только прошел через эту комнату. – Рейнольд совсем по‑человечески всхлипнул и размазал кровь по лицу. – Государыня швырнула в меня молитвенником, я ранен, Князь. Мне было так больно, что я потерял голову.

– Уберите платок, – приказал Оскар. – Я взгляну.

Питер поднял с пола молитвенник и подал мне. Хорошая книга – в белой каббале Святого Ордена. Знак защиты от Приходящих В Ночи украшал обложку, как стилизованная роза. Духовник матушке посоветовал, не иначе. Защитнички… Прах их побери. Уж сколько раз твердили миру – не защитишься этим, только взбесишь, но нет! Все равно пользуются этой дрянью. Я бросил молитвенник на столик.

Рейнольд с заметным трудом разжал руку с платком. В камзоле и рубахе зияли прожженные дыры, а Сумеречная видимость плоти обуглилась почти до кости. Я прикинул, сколько времени ему понадобится, чтобы восстановить свое тело, мучаясь от дикой боли. Брезгливая гримаса на лице Оскара сменилась невольным состраданием.

Юный вампир повернулся ко мне – воплощенное раскаяние и ужас:

– Темный государь, я не знал, клянусь! Я в вашей власти. Вы упокоите меня?

Я стащил перчатку, вынул свой старый нож и надрезал запястье.

– Рейнольд, – говорю, – выпей. Ей уже ничем не поможешь, а тебе еще можно помочь. Не повезло нам с тобой сегодня.

Он отрицательно мотал головой, но – уже прижимая мою руку к губам. Не того был возраста и не тех силенок, чтобы устоять против проклятой крови. Пока он пил, я ощущал, насколько он мне теперь принадлежит. А думал о том, что, прости, Господи, ужасный разговор с матушкой на этом свете не состоится. И мне в ближайшее время не придется ей рассказать, как я отношусь к ее выбору…

– Вы, как обычно, проявляете великодушие к тем, кто совершил безрассудный поступок, мой добрейший государь? – сказал Оскар, улыбаясь.