Я знаю, что мужчины такой породы до экстаза нравятся женщинам. Такие высокие и плотные. С такими глазами, большими и томными, в длинных ресницах. С такой кожей. С такой статью. С такими великолепными волосами и ухоженными усиками. Наверное, он должен был казаться женщинам очень мужественным.

Но, по‑моему, даже маленький Нарцисс выглядел чище и строже. В роковую красоту Ричарда Господь переложил сахара. Государь Золотой Сокол был форменный медовый пряник в сусальном золоте, облизанный своим двором с ног до головы.

И он смотрел на меня с капризно‑обиженным выражением. Как я посмел осквернить его великолепные покои своим присутствием – у него в голове не укладывалось.

А у меня не укладывалось в голове присутствие в зале королевы, государыни Магдалы, второй жены Ричарда. Я понимал, что женское любопытство – сила помощнее тарана, но мне было совершенно непонятно, почему она не убежала отсюда, когда я вошел. Вместе с остальными дамами – это было бы так естественно…

А она сидела рядом с Ричардом совершенно неподвижно и смотрела на меня в упор.

Магдала, Магдала… Точеное лицо, чистое и бледное. И две темные косы – вниз, по золотому шитью, по блондам, едва ли не до пола. Глаза синие, холодные, прозрачные. Было в ней в тот момент нечто от вампира – неподвижность эта. Не тупая оцепенелость, как каменеют от ужаса, нет – ледяное спокойствие, как у неумерших. Рассудочное. Оценивающее.

И я даже подумал, что владыка у них тут с косами, а этот, Сокол, только мешать будет. Она мне очень понравилась, королева. Я ожидал, что она заговорит, но она молчала, а Ричард понес…

– Мой августейший брат! – И я поднял бровь, а он перекосился, но продолжал: – Я рад, что вы приняли приглашение, потому что происходящее необходимо обсудить на самом высоком уровне, потому что ведь вы же понимаете, что так дальше не может продолжаться, потому что…

– Дайте мне кресло, я устал, – говорю. – А то велю мертвецам освободить ваше.

Он заткнулся и махнул холуям. Они приволокли кресло, и я сел. Не знаю, как описать ту занятную смесь смеха и злости, которую чувствовал, когда садился. Презирал Ричарда – как никого раньше. До брезгливости. Он что, хотел меня принять как своего вассала? Вот так вот, глядя сверху вниз, как я перед ним стою? На глазах своего двора? Ну хорошо же.

Он наконец что‑то там решил и снова открыл рот, но я его перебил.

– Ричард, – говорю, – у меня нет настроения слушать чушь. Я здесь по делу. Заткнитесь и попытайтесь понять.

Он дернулся и схватился за эфес. А я не носил меча вообще. Зачем – если я не фехтую? Для красоты? А он вякнул:

– Как вы говорите со мной…

– Как‑как? – говорю. – Как полагается разговаривать с побежденными. Или мне надо было наплевать на вашего герольда и вести мертвецов в столицу?

У него затряслась нижняя губа. А я добавил:

– Между прочим, Ричард, напрасно хватаетесь за эту железяку. От Дара она не спасет. В случае чего – умрете раньше, чем успеете ее из ножен вытащить.

– Вас нельзя назвать рыцарем, Дольф, – сообщил он обиженно.

– А я и не претендую, – говорю. – Ладно, хватит. Перейдем к делу. Сообщаю вам, Ричард, зачем я здесь нахожусь – вас же должно интересовать, верно?

Попытался состроить скептическую мину – в целях сохранения остатков лица, не иначе, – хотя лица на нем осталось не больше, чем на том мертвом драгуне.

– Ну‑ну, сообщите.

– Так вот, – говорю, – чужого мне не надо. Я хочу вернуть свое. Винная Долина без звука отходит короне Междугорья, равно как и Птичьи Заводи с прилегающими землями, которые в свое время завоевал ваш прадед. А за ущерб, который ваши предки причинили моим, я собираюсь получить серебряный рудник.