Я не сообразил, проспал я несколько часов или целые сутки, – потому что засыпал днем и проснулся днем. Разве что, судя по тому, как слипались мои глаза, это был тот же самый день. И в пасмурном сером свете этого дня я увидел ангела.

Бледного ангела в костюме пажа Ричарда Золотого Сокола. Хрупкую фигуру в вишневом бархате – существо неописуемой и необъяснимой прелести. Я видел ангела впервые в жизни, он был именно так холодно и строго прекрасен, как и полагается ангелам. Я решил, что сплю, и влюбился до боли в груди, не успев проснуться окончательно и сообразить, что смертным и грешникам даже думать о подобных вещах недопустимо.

А между тем ангел, непонятно зачем мне явившийся, молча взирал на меня очами цвета вечерних небес – и темная прядь выбилась на его белый лоб из‑под дурацкого берета с соколиным пером. И эти синие очи и темная прядь что‑то мне напомнили, но я не успел понять, что именно, потому что ангел заговорил.

– Я вижу, что помешала вам спать, – сказал он огорченно. – Вы очень устали. Мне жаль.

Вот тут‑то я и проснулся по‑настоящему.

– Смерть и бездна! – воскликнул я. – Что вы здесь делаете, государыня Магдала?

Вся моя блажь моментально слетела – бесследно. Дар мигом превратился в клинок, нацеленный ей в грудь. Хладнокровный ангел, у которого хватило храбрости приехать сюда в одиночку, верхом – я уже увидел живую лошадь, привязанную к чахлой березе, – в мужском костюме, пройти мимо вставших мертвецов к явному и смертельному врагу… Полагаю, у такого ангела может быть яд в перстне, стилет в рукаве и любая мыслимая западня на уме.

Магдала выглядела как человек, который ни перед чем не остановится.

– Так что вам нужно? – спрашиваю. Не то чтобы по‑настоящему грубо, но с особами королевской крови, тем более – дамами королевской крови, так не разговаривают.

– Я хотела поговорить с вами, Дольф, – ответила Магдала. Точно в тон. – У меня не было возможности говорить во дворце, поэтому я здесь.

– Говорите, – разрешаю. А что еще ей скажешь? – Любопытно.

На ее ледяном лице мелькнула некая тень. Непонятная. То ли насмешка, то ли мгновенная злость, но тут же исчезла. У Магдалы было самообладание девы‑вампира.

– Значит, будете слушать, а вдобавок – вам любопытно, что скажет женщина?

И сказано это было с расстановкой и с каким‑то отравленным жалом за словами. С горечью. И я совсем перестал понимать.

– Мне кажется, – говорю, – вы здесь не для того, чтобы на коленях вымаливать какие‑то выгоды для Ричарда. Вы выглядите слишком разумно для такой дурости.

Хамлю.

И вдруг Магдала улыбнулась. И улыбка получилась уже не вампирская и не ангельская, правда, и не женская – просто человеческая. Без тени кокетства. Без тени смущения. Открытая улыбка честного бойца.

– Это верно, – сказала она. – Я не такая дура. Напротив, я попыталась бы убедить мужа выполнить ваши условия, если бы допускала мысль, что он может прислушаться к моему совету.

– По‑моему, вы годитесь в советники, – говорю. – Честно. Я бы прислушался.

Магдала снова улыбнулась. Открыто и горько. И странно – потому что эта улыбка уже не вписывалась совсем ни в какие рамки.

– Вы уважаете женщин, Дольф? – говорит. – Вашей жене очень повезло.

Остатки понимания окончательно улетучились.

– Магдала, – говорю, – моя жена так не считает, мой двор тоже так не считает, не забудьте также и ваш двор, который тоже считает иначе.