– Не умею, – сознаюсь виновато.

Она прыснула.

– Да слава Богу! Я сыта этими ухаживаниями по горло. Ты не врешь, Дольф. Ты грубиян, но ты говоришь именно то, что хочешь сказать, а я насмотрелась на тех, кто слащаво врет в глаза, думая о вещах куда более грубых. Я была Королевой Любви и Красоты, я была Девой Тысячи Сердец, и я же слышала, что мои рыцари говорят друг другу, когда уверены, что меня нет поблизости…

Я здорово удивился. Говорю:

– Ты подслушивала?! – а сам думаю: «Ничего себе».

Она усмехнулась.

– Да они и не скрывались особо. Ричард любил охоты, турниры – такие забавы, в которых принимает участие толпа мужчин и очень мало женщин. Меня вынуждали его сопровождать. Я волей‑неволей наслушалась их пьяных воплей в трапезной внизу, когда наверху бедная королева тщетно пытается задремать…

– А ты лихо скачешь верхом, – говорю. – Любишь охоту?

Снова усмехнулась, грустно.

– Терпеть не могу.

– Зачем же он брал тебя с собой?

Обняла меня, положила голову на мое плечо, сказала в самое ухо:

– А как ты думаешь, Дольф? В столице он принимал девок, таскать их с собой по лесам сложно.

Я не нашелся, что ответить. Мне стало горячо от разгорающегося Дара. Я прижал ее к себе, а она продолжала:

– Прости, что я говорю тебе об этом. Ты спросил, почему я сбежала. Я ненавижу Ричарда. Его первая жена умерла от родов, и он взял меня, потому что за мной давали Медные Горы и потому что ему понравился мой портрет. И с тех пор я была его служанкой, его девкой, его вещью – он даже к любимой кобыле относится серьезнее, прекрасный король Ричард… Тебе ведь случалось целовать мужчин, Дольф?

– Да, – говорю. – Было дело. А что?

– Тебе случалось целовать небритых мужчин, воняющих перегорелым вином и потом, вломившихся к тебе в опочивальню, когда ты только что заснул, и хватающих тебя руками, вымазанными свиным жиром?

– Нет, – смеюсь. – Если бы кто‑нибудь отколол такой номер, я бы не целовал его, а убил, полагаю.

А Магдала сказала грустно:

– И я бы убила, если бы могла. С наслаждением, правда. Он приходил, когда хотел, и делал, что хотел. Он же сильнее меня: мои слова, слезы, что там еще – всего лишь женская дурь, не так ли? У меня двое детей, Дольф, которых отобрали у меня. Мне не позволили их даже кормить, чтобы они не испортили мою грудь – вещь короля. Ричард делает из моих бедных мальчиков собственные копии, а я не могу этому помешать.

– Хорошо это понимаю, – говорю. Я вправду очень хорошо ее понимал: я это проходил. А она была так же одинока, как я, прекрасная королева Магдала. Ей совсем ни на кого не приходилось рассчитывать.

У нее не было даже мертвецов!

Я чувствую плечом, как горит ее щека.

– Я жила в Прибережье, лучшей из стран. Мои братья учили меня ездить верхом, стрелять из лука и ходить в море на лодке под парусом. Отец позволял мне бывать на Советах. А потом меня отдали замуж, и Ричард запер меня в четырех стенах, с толпой болтливых дур, шпионящих за мной и доносящих на меня. Для того чтобы приходить в мою спальню, когда под рукой нет свежей девки! Он мог бы так легко сделать меня королевой Перелесья, а я в душе осталась принцессой Прибережья. И ненавижу его страну вместе с ним, Дольф!

– Ты очень хорошо обошлась с Ричардом, – сказал я тогда. – Ты его просто предала. А ведь могла бы и отравить. И это было бы совершенно справедливо.

Магдала улыбнулась мечтательно.

– Да, это было бы прекрасно… но у меня не оказалось яда.

Когда я слушал ее, мне казалось, что мои мысли текут сквозь ее разум. А когда я встречался с ней глазами – со взглядом спокойного бойца, моего соратника или соучастника, – мой Дар превращался в стену огня.