Некоторое время я размышлял над её предложением.

    -  Да, план хорош, - признал я. - Он прост и, вероятно, вполне осуществим.

    -  После хорошего завтрака я становлюсь очень сообразительной, - призналась Элизабет.

    -  Это верно, хотя и до завтрака отсутствием сообразительности ты не страдала, - заметил я.

    -  Но после завтрака - совсем другое дело, - улыбнулась Элизабет. - В такое время я становлюсь просто гениальной.

    -  Сейчас как раз настало это самое «после завтрака».

    -  Ну, значит, тебе самое время оценить всю мою гениальность, - сказала она, положив руку мне на плечо.

    -  А вот я, между прочим, как раз ещё не завтракал.

    -  Ну вот, - она обиженно надула губы.

    -  Покажи мне, где обедают свободные слуги в этом доме.

    -  Это единственное, о чем ты все время думаешь, - заметила она.

    -  Я думаю не только об этом.

    -  Да, это верно, - признала она.

    Элизабет привела меня в комнату, примыкающую к кухням. Здесь мы застали несколько охранников, двух булочников, оружейных дел мастера и писца. Столики были небольшими. Я занял один из них, и Элизабет опустилась на колени слева от меня. Она подняла голову и к чему-то принюхалась. Следуя её примеру, я тоже потянул носом. Мы изумленно переглянулись.

    К столику подошла обслуживающая рабыня в белой тунике и покрытом белой эмалью ошейнике и опустилась передо мной на колени.

    -  Чем это пахнет? - спросил я.

    -  Это черное вино с Тентисских гор, - ответила она.

    Мне приходилось слышать о черном вине, но не доводилось его пробовать. Оно довольно распространено в Тентисе, но я не знал, что его употребляют в других городах.

    -  Принеси два бокала, - приказал я.

    -  Два? - спросила девушка.

    -  Рабыня, - кивнул я на Элизабет, - попробует его первой.

    -  Конечно, хозяин, - ответила девушка.

    -  Поджарь хлеба, - продолжал я, - и принеси меду, несколько яиц вулоса, кусок жареного мяса боска и тарианских фруктов.

    Девушка послушно кивнула, грациозно поднялась на ноги, сделала два-три шага назад, склонив голову в поклоне, и, повернувшись, быстро отправилась на кухню.

    -  Я слышал, - сказал я Элизабет, - что черное вино употребляют горячим.

    -  Невероятно! - улыбнулась она.

    Вскоре у нас на столе уже стояли два бокала с кружащимися над ними тонкими струйками пара.

    Я долго приглядывался к темной дымящейся жидкости, вдыхая её неповторимый аромат. Элизабет, стоя на коленях, также, насколько позволяла её поза, старалась сунуть нос в бокал. Наконец, убедившись, что за нами никто не наблюдает, я протянул один из толстостенных бокалов ей, мы тихонько чокнулись их гранеными краями и поднесли вино к губам.

    Оно оказалось чрезвычайно крепким, насыщенным приправами, но ошибиться было невозможно - это был кофе.

    Я поделился завтраком с Элизабет, сообщившей, что он понравился ей гораздо больше, чем овсянка, которую ей пришлось есть прямо из корыта в комнате для женской прислуги.