— А разве не вы? — спросил Хартманн.
— Нет, — ответила Лунд. — Дело ведет он.
Вебер ушел вслед за полицейскими. Скоугор все еще кипела негодованием:
— Что, вообще, происходит, Троэльс?
— Понятия не имею.
— Если мы что-то скроем, а журналисты потом пронюхают об этом, они разнесут нас в клочья. Они обожают такие истории.
— Мы ничего не скрываем. Мы делаем то, о чем просит полиция.
— Да никто об этом и не вспомнит.
Хартманн надел пиджак, задумчиво посмотрел на нее:
— Выбора у нас нет. Те же журналисты точно так же разнесут нас в клочья, если мы помешаем расследованию. Лунд прекрасно это понимает. И раз мы не имеем никакого отношения к убийству, тут не о чем больше говорить.
Скоугор уставилась на него:
— Что? Девушку нашли в одной из наших машин! По-твоему, мы не имеем отношения к ее убийству?
— Не имеем. А вот что меня действительно волнует, так это наша кампания.
Он указал на дверь, ведущую в основные помещения их штаба. В дневное время там работало восемь-десять сотрудников.
— Что ты хочешь сказать?
— Ты уверена в том, что мы защищены? Наши компьютеры, электронная почта?
Едкая усмешка.
— По-моему, у тебя начинается паранойя.
— Вспомни Бремера. Как он смог так ловко обыграть нас с финансированием школ? Откуда он знал о двадцати процентах? — Хартманн вспоминал разговор с Бремером, слова мэра о его покойном отце. — Старый лис что-то задумал.
Она принесла ему пальто, помогла одеться, заботливо застегнула все пуговицы.
— Что, например?
Хартманн рассказал ей вкратце о том, зачем приходила Тереза Крузе, о неизвестном журналисте, который наводит о нем справки.
— Нет никаких сомнений, что он получил часть информации отсюда, а как же иначе?
— Почему ты мне ничего не сказал? — недовольно спросила Скоугор.
— Говорю сейчас.
Он заглянул в основной офис. Столы и компьютеры, полки с папками, телефоны. Внутри этой комнаты, в глубине ратуши, хранились все подробности их предвыборной кампании, надежно запираемые на ночь на ключ.
— Поезжай домой, — сказала она. — Я сама тут все проверю.
Хартманн подошел к ней, взял за плечи, нежно поцеловал:
— Я тебе помогу.
— Поезжай домой, — повторила она. — Ты должен отдохнуть, утром у тебя важный разговор с Кирстен Эллер. Хочу, чтобы ты был в полной боевой готовности.
Он повернулся к окну, посмотрел на площадь:
— Они сказали, ей было всего девятнадцать. Только начинала жить.
— Но мы ни в чем не виноваты.
Троэльс глядел на голубые буквы гостиничной вывески и желтые фонари.
— Очень на это надеюсь.
— Как вы могли пообещать, что мы его найдем? — спросила Лунд.
Они ехали в ее машине, Майер был за рулем.
— Никогда больше так не унижайте меня! — выпалил он. — Да еще перед всеми этими клоунами!
Он так открыто и так по-детски злился, что было даже забавно.
— Больше не буду — я ведь уезжаю. Но почему вы пообещали это? В морге, отцу?
— Потому что мы найдем… — Помолчав, поправился: — Я найду.
— Никаких обещаний давать нельзя. Это правило номер один.
— У меня другие правила.
— Да, я заметила.
Майер включил радио, настроил волну, грянул оглушительный рок. Лунд наклонилась вперед и выключила радио, сверилась с листком, где был записан адрес:
— Здесь поверните. |