|
В его памяти возникли картины, звуки, прикосновения, слова. Крик младенца, напрасная ссора, жаркий день на пляже, прогулка на санках морозным зимним утром. Маленькая Нанна в коробе ярко-красного велосипеда «Христиания» с логотипом «Перевозки Бирк-Ларсена» на боку, который починил и покрасил Вагн Скербек. Вот Нанна постарше, лет шестнадцати, вновь забирается в короб велосипеда и смеется над тем, как ей стало там тесно. Далекие мгновения, которые никогда не повторятся, невысказанные обещания, которые никогда не исполнятся. Все эти мелочи, которые когда-то казались такими будничными и неприметными, теперь кричали: «Смотри! Ты никогда не замечал. И вот теперь меня нет». Теперь меня нет. Пернилле повернулась, пошла обратно в приемный покой — походкой старухи, сломленной и больной. — Это Нанна? — спросила женщина-коп. Он уставился на нее. Глупый вопрос, а она не казалась глупой. «Нет, — хотел сказать Бирк-Ларсен, — это была Нанна». Вместо этого он только молча кивнул. Потом они вчетвером сидели за столом, лицом к лицу. Выясняли факты. Бирк-Ларсен, его жена и двое их сыновей уехали на побережье в пятницу, вернулись в воскресенье вечером. Предполагалось, что Нанна проведет это время у подруги. — В каком она была настроении? — спросила Лунд. — Довольная, — сказал Бирк-Ларсен. — Она была в костюме. — Каком? — Ведьмы. Мать сидела рядом с ними и не слушала, уйдя в себя. Потом вдруг посмотрела на Лунд и спросила: — Что произошло? Лунд промолчала. Майер тоже. — Кто-нибудь скажет мне, что произошло? В холодной пустой комнате ее пронзительный голос бился между голых белых стен. Майер прикурил сигарету. — Машину столкнули в воду, — сказал он. — Она интересовалась политикой? — спросила Лунд. Бирк-Ларсен потряс головой. — А кто-нибудь из ее знакомых? — Нет. — Может, какие-то знакомые в мэрии? — предположил Майер. Когда ответа не последовало, он нахмурился, встал и отошел в сторону, чтобы позвонить. — У нее был парень? — В последнее время никого. — Как она умерла? — спросила Пернилле. — Мы пока не знаем. — Она страдала? Лунд, помедлив, сказала: — Мы не уверены в том, что именно случилось. Мы пытаемся понять. Так вы не разговаривали с ней после пятницы? Она не звонила? Ничего не припоминаете? Что-нибудь необычное? Сощуренные глаза, горькая складка в углах губ, сарказм в голосе Бирк-Ларсена. — Необычное? — Ну да, это может быть что угодно, какая-нибудь мелочь. — Я рассердилась на нее, — сказала Пернилле. — Это считается необычным? Она слишком шумела, носилась с братьями по дому. Я прикрикнула, чтобы она успокоилась. — Она следила за реакцией Лунд. — Я занималась счетами, была занята… — Бирк-Ларсен обхватил ее могучей рукой за плечи. — А она просто хотела поиграть с ними. Просто… Снова слезы. Пернилле содрогалась в объятиях мужа. — Просто что? — Просто хотела поиграть. — Мы договоримся, чтобы вас отвезли домой, — сказала Лунд. — Нам нужно опечатать комнату Нанны. Очень важно, чтобы туда никто не входил. Лунд и Майер проводили Бирк-Ларсенов к выходу, где их ждали сотрудники полиции и машина. — Если вспомните что-нибудь… — произнесла Лунд и дала Бирк-Ларсену свою визитку. |
