Возможно ли это?
— Я могу работать с кем угодно, — провозгласил Бремер. — Вопрос только в надежности репутации Хартманна.
— Вы отвлекаетесь от темы, Бремер. Мы здесь, чтобы говорить об охране окружающей среды.
— Нет, нет и нет. Сейчас столько завязано на том убийстве. Вопросы, на которые до сих пор нет ответа…
Хартманн улыбнулся женщине, ведущей встречу.
— Мы говорили об этом уже миллион раз, — сказал он. — С меня сняты все обвинения. С моих сотрудников тоже. Полиция сама заявила об этом…
— Доверие. Вот что самое главное, — настаивал Бремер. — Как мы можем работать с человеком, в котором мы все так сильно сомневаемся?
Хартманн пожал плечами, не сводя глаз с радиоведущей:
— Меня крайне огорчает то, что вы продолжаете использовать эту трагедию в корыстных целях. В настоящее время один из достойнейших офицеров полиции находится в больнице в критическом состоянии. Сейчас не лучшее время…
— Вы довели этого беднягу до такого состояния, не я. Насколько мне известно, он не относился к числу ваших поклонников…
Секундная стрелка на больших настенных часах бежала к финишу. Хартманн точно рассчитал время своей реплики:
— Мы готовы работать со всеми, кто доказал свою добросовестность и преданность общему делу. Это исключает господина Бремера и его партию. Я сожалею, что вынужден так говорить, но уверен, что уважаемая аудитория, слышавшая последние слова мэра, меня поймет.
— Нет!..
— Благодарю вас, — сказала ведущая, — наше время истекло. А теперь…
Началась программа новостей. Поуль Бремер поднялся, с натянутой улыбкой обменялся с присутствующими рукопожатиями и ушел.
Риэ Скоугор была довольна. Хартманн прислушивался к новостям: Майер был все еще без сознания после операции и находился в реанимации.
Кто-то постучал пальцами в стеклянную перегородку студии. Эрик Салин.
Он стоял на пути к выходу, то есть Поуль Бремер не мог миновать его. Другой двери не было.
Хартманн вышел и, не останавливаясь, двинулся дальше.
— Найдется минутка, Троэльс? — спросил Салин, догоняя его.
— Вчера мы достаточно пообщались.
Он направлялся к выходу, его ждали новые встречи и новые интервью.
— Я тут поспрашивал о конверте, в котором лежала кассета с пульта охраны. Он такого же образца, как те, что используют в вашем департаменте.
Хартманн только изогнул бровь.
— Да, я специально вчера туда зашел и позаимствовал один конверт для сравнения, — добавил Салин.
— Вот как, Эрик? Уж не рассчитываете ли вы, что конверт принесет вам Пулитцеровскую премию?
Салин просиял:
— Готов разделить ее с вами.
Хартманн свернул из вестибюля к туалету.
— Эй! — крикнул ему в спину Салин. — Не против, если я зайду с вами? Чего не сделаешь ради хорошей статьи!
— Вы напрасно теряете время.
Тем не менее журналист пошел вслед за Хартманном.
— Еще я поговорил с людьми в вашем штабе. Оказывается, у них было столько встреч и переговоров, что приходилось арендовать дополнительные помещения.
Хартманн мочился, глядя на белый кафель.
— Как интересно.
— Да, я тоже так думаю. Зачем платить за аренду офисных помещений, когда у вас простаивает квартира? В наши-то тяжелые времена?
Хартманн перешел к раковине, ополоснул руки, посмотрел на свое отражение в зеркале.
— Ваша озабоченность деталями поистине восхищает.
— Не зря же говорят: дьявол кроется в деталях. |