|
И в квартиру пущу. Но только когда эти факты уже не смогут нам помешать. Если только… — Если? — Брось, Троэльс. В принципе, я никак не помешал расследованию, я даже помогал ему… — В принципе? Вебер взял со стола графин с бренди, налил себе немного, встал над Хартманном. Как босс. — Мне жаль, что так вышло с Риэ, — произнес он небрежно. — Но скажем честно: она тебе не подходила. — Разве тебе решать, кто мне подходит? Вебер прищурился на него: — Неужели я не заслуживаю права голоса после каторжного труда, который я в тебя вложил? Вот та женщина из полиции, Лунд, тебе бы больше подошла. Скорее, она — твой тип. Я так и вижу вас… — он глотнул бренди, — в кровати. Ты думаешь о своей следующей речи, а Лунд со своими глазищами ищет, на что бы посмотреть. — Ты отвратителен… — Это ничего, Троэльс. Думай обо мне что хочешь. Что мне было делать, скажи? Выбросить двадцать лет моей жизни только потому, что кто-то убил девчонку из Вестербро? Хартманн вскочил, выбил из рук Вебера бокал: — Ты свихнулся, Мортен! Вебер не стушевался, как обычно. Только усмехнулся и вызывающе посмотрел на Хартманна. — Вовсе нет. Я просто делаю свою работу, — ответил он. — В полиции обо всем узнают. Сейчас они уже на Сторе-Конгенсгаде. — Нет. Я не звонил им. Он достал из буфета новый бокал, налил себе снова и уселся в кресло Хартманна. — Может, присядешь, Троэльс? Садись, нам надо многое обсудить. Хартманн остался у окна. — Ах, какие мы… — проворчал Вебер и, плеснув бренди в бокал Хартманна, пересел на свой стул. — Если тебе это так важно… Он спокойно дождался, пока Хартманн опустится в кресло. — Тебе сейчас не о чем беспокоиться. Все идет хорошо. Твоя завтрашняя речь… — Он взял со стола несколько листков. — Я тут кое-что подправлю. Нужно будет упомянуть Бремера, выразить сочувствие, восхищение и прочее. — Завтра не будет никакой речи… Когда станет известно, что ты сделал… Вебер засмеялся: — Ну да, конечно. — Если полиция не выяснит это, я сам расскажу. — Ты этого хочешь? Ладно. — Он подвинул к Хартманну телефон. — Давай звони. — Постучал пальцем по фотографии. — Это тоже покажем. Заодно расскажешь им, как вы познакомились. В прошлом июле. Риэ тогда уехала с отцом в отпуск в Испанию. Помнишь? Хартманн ничего не сказал. — Ты помнишь, я знаю. Школьные соревнования в парке. И я там был. — Он снова ткнул пальцем в снимок. — Вот я, в заднем ряду, как всегда, в тени. Я знаю свое место и… — он блеснул очками в свете люстры, — и наблюдаю. Иначе никак. Ты тогда выпил пива, стал засматриваться на девушек. Не уехал сразу после награждения. Скажи мне, Троэльс, ты хотя бы запомнил ее имя? Или имя не имеет значения? — О чем ты? — пробормотал Хартманн. — О том, что ты… — Вебер отложил фотографию с Нанной Бирк-Ларсен и взял рамку с портретом четы Кеннеди. — Ты бредишь Белым домом. Я ведь знаю тебя, я вижу тебя день за днем. Я был рядом и знаю, каким ты был до женитьбы и пока был женат, каким стал после… — Он склонился через стол к Хартманну. — Я знаю: ты мечтаешь о Белом доме. Как тут не вспомнить Чаппаквидик?[11] Симпатичная девушка, несколько бутылок пива. Я видел, что ты дал ей номер своего телефона. Тогда мне не все было понятно, но… — Пожатие плечами. — Как мы теперь знаем, она спала с Йенсом Хольком. |
