|
Бирк-Ларсен встал. Священник последовал его примеру, пожал ему руку. Пернилле оглядела пустое темное помещение. Попыталась вообразить гроб, увидеть в нем холодное жесткое тело. — Если вам захочется поговорить с кем-то… — произнес священник — как доктор, предлагающий записаться на прием. В его глазах ровно светилось профессиональное сочувствие. — Помните, что ей сейчас хорошо. Нанна теперь с Господом. Он кивнул, словно это были самые мудрые, самые правильные слова для него. — С Господом, — повторил он. В молчании они направились к выходу. Сделав два шага, она остановилась, обернулась на священника в коричневом пиджаке и темных брюках: — Как это мне поможет? Он ставил на место стул, на котором сидел. Блокнот он засунул в карман, как плотник, сделавший замеры. Возможно, он уже прикидывал, какой выставить счет. — Как это поможет мне? — Дорогая, — проговорил Бирк-Ларсен, попытался взять ее за руку. Она высвободилась не глядя. — Я хочу понять! — крикнула Пернилле человеку, стоявшему на ступенях, застывшему на пути к алтарю, пойманному ее гневом. — К чему мне ваши лицемерные слова? Он не стушевался, не оскорбился, а нашел в себе смелость вернуться и посмотреть ей в лицо. — Порой жизнь бессмысленна, безжалостна. Ужасно потерять свое дитя. Вера поможет вам обрести надежду и силы… Ее лицо исказилось гневом. — …поможет понять, что в жизни есть смысл… — Все это чушь собачья! — не вытерпела Пернилле. — Мне плевать, с Господом она или нет. Вы понимаете? Она сжала руки у груди. Ее голос срывался. Священник продолжал стоять неподвижно. Тайс Бирк-Ларсен застыл, спрятав лицо в ладонях. — Понимаете вы это? — выла Пернилле. — Она должна быть… — В темной церкви где-то под крышей захлопала крыльями птица. — Со мной. Лунд жевала «Никотинель». И смотрела на рыжеволосого парня, Оливера Шандорфа, сидящего напротив нее в пустом классе. Он сильно нервничал. — Вчера ты рано ушел из гимназии, Оливер. Тебя не было на уроках в понедельник. — Я неважно себя чувствовал. — Лень — это не болезнь, — наставительно заметил Майер. Шандорф надулся и стал выглядеть на десять лет моложе. — За этот год у тебя больше всех пропусков, — добавила Лунд, глядя в записи. — Оболтус, — ядовито ухмыльнулся Майер. — Единственный сынок богатых и равнодушных родителей. Все понятно. — Послушайте! — воскликнул Шандорф. — Я всего лишь поссорился с Нанной. И это все! Лунд и Майер переглянулись. — Ага, ты говорил с Лизой, — кивнул Майер. — Что еще она сказала? — Да не виноват я ни в чем. Я никогда не сделал бы Нанне ничего плохого. — Почему она тебя бросила? — спросила Лунд. Он пожал плечами: — Кто ее знает. Да мне вообще наплевать. Майер склонился к нему, принюхался к стильному небесно-голубому джемперу Шандорфа. — Держу пари, ей тоже не нравилось, что ты куришь травку. Шандорф нервно провел рукой по лицу. — Задержан четыре месяца назад за употребление наркотиков. Два месяца назад — еще один привод. — Майер снова понюхал свитер. — Никак не разберу, что ты куришь… — Он вдруг озадаченно уставился на школьника, словно что-то увидел. Почти уткнувшись носом в лицо оторопевшего и перепуганного Шандорфа, он всматривался в его глаза. — Погоди-ка, что это? — Что? — Да у тебя в глазах… Какая-то точка в глубине… Прямо не знаю, что и думать. |
