|
Сонька-Гусар направилась прочь, а Шумилов, немного отойдя, снова остановился на набережной, дожидаясь, пока мужчина на противоположном берегу минует Чернышов мост. Ещё накануне, раздумывая над тем, как установить личность возможного преступника, не вызывая ненужных подозрений с его стороны, Шумилов решил прибегнуть к стародавнему полицейскому приёму, именуемому «кошелёк внагрузку». Существовало великое множество различных вариаций на тему найденного кошелька, но все они преследовали одну-единственную сверхзадачу: сбить проверяемое лицо с толку и вовлечь в общение. Шумилов взял из дому ненужный кошелёк, в который положил несколько бумажных кредиток и разного рода мелочёвку: несколько монет, ключ от старого чемодана, дурацкую записку, написанную собственной же левой рукой, этикетку от бутылки шампанского, полдюжины канцелярских скрепок и тому подобное. Теперь же, дожидаясь пока незнакомец перейдёт Фонтанку, Шумилов поспешил засунуть в этот кошелёк визитную карточку Кузьмы Кузнецова. Алексей Иванович не был уверен в том, что поступает правильно, скорее это можно назвать своего рода хулиганством, охотничим куражом в ожидании приближающейся добычи.
Мужчина миновал мост, пройдя немного по набережной, перешёл проезжую часть, явно намереваясь войти в подъезд Министерства народного просвещения. Шумилов двинулся от угла министерского здания ему навстречу с таким расчётом, чтобы подойти к подъезду чуть позже незнакомца. Хотя шли они, что называется лоб в лоб, незнакомец на Шумилова вовсе не смотрел и, казалось, не видел его; он был погружён в свои размышления и ни на что не отвлекался. По мере сближения Алексей Иванович получил возможность хорошенько его рассмотреть. Двигавшийся навстречу Шумилову человек был лет тридцати, выше среднего роста, крепкого сложения. Его открытое чисто русское лицо производило приятное впечатление, которое лишь несколько портил недобрый взгляд, но это могло быть всего лишь следствие каких-то неприятных размышлений. Усов и бороды мужчина не имел, в отличие от предполагаемого убийцы Кузнецова, но это обстоятельство в глазах Шумилова вообще не имело ни малейшего значения, поскольку в целях маскировки растительность на лице можно легко отпустить и столь же легко сбрить. Сам Алексей Иванович сейчас вышагивал в бутафорских усиках и с бородкой, позаимствованными из театрального реквизита. Сонька-Гусар, рассказывая о псевдо-Максиме, сравнила последнего с молочным поросёнком; эпитет этот вполне подходил к шедшему навстречу Шумилову мужчине — такой он был свежий, белокожий, плотненький, резвенький. Как и рассчитывал Алексей Иванович, мужчина вошёл в подъезд Министерства прежде него, опережение составило секунд пять-десять, не больше. Шумилов, поднявшись по стёртым гранитным ступеням, подождал ещё несколько мгновений, осенил себя крестным знамением и с чувством пробормотал начинательную молитву: «Во имя Отца, и Сына, и святого Духа, истинно. Аминь!» После этого выдернул из-под плаща загодя заготовленный «кошелёк в нагрузку» и, держа его в вытянутой руке, точно хоругвь, толкнул министерскую дверь. Он прошёл сквозь вторые двери и попал в просторный тамбур, которые оборудовались во всех присутственных местах для того, чтобы в зимнее время там можно было сметать с обуви снег. И уже из тамбура, миновав третьи двери, Шумилов попал в просторный вестибюль. Прямо перед ним стоял швейцар в ливрее, расшитой галунами, точно генерал. Секунду или две обладатель расшитой формы и Шумилов немо смотрели друг на друга; затем Алексей Иванович в изумлении, приоткрыв рот, огляделся по сторонам. — Не подскажете ли вы мне, любезный, где тот господин, который вошёл сюда передо мною? — Алексей нарочито обратился к швейцару на «вы», поскольку такое обращение было характерно для людей из провинции, кроме того, он налегал на букву «о», копируя выговор жителя средней полосы России. |
