— Конечно своими, а то чьими же! — получив, наконец, монету, Полозов проворно убрал ее во внутренний карман своего форменного сюртука и, подойдя к двери, выглянул в коридор, проверяя, не появился ли кто возле его стойки. — Зрелище, доложу вам, было ужасное, я даже смотреть не мог. Шея разрезана как у быка на бойне, вместо лица — сплошное кровавое месиво, ножом истыкано, значит, кровищи столько, что… — он развел руки в стороны, не находя подходящих слов. — Вся кровать, почитай, была залита…
— Ну, давай, ещё винца, — предложил Шумилов и после того, как они вместе выпили ещё по бокалу, спросил. — А скажи-ка, Алексей, убитый на кровати лежал?
— Да, лежал в одежде, правда, всё на нём было расстегнуто, и жилет, и сорочка, и брюки.
— А с кем он пришёл?
— Девица молоденькая, симпатишная весьма, по виду проститутка, рыжая.
— Так, так, а может, это она его так… приласкала?
— Не-е, что вы! Он спал, когда она ушла. Я проверял. У нас, знаете ли, так принято — проверять, когда один из гостей уходит раньше другого.
— Скажи-ка, любезный, а та парочка заказывала что-нибудь в буфете?
— Нет, они принесли с собою вино и фрукты, а у меня потребовали посуду. Ну, я и дал.
— А скажи-ка вот что: полиция нашла орудие убийства?
— По-моему, нет.
— Ясненько. А вот что скажи, милый, когда вообще в гостинице появился погибший со своей дамой?
— Точно могу сказать: четверть двенадцатого была. Буквально плюс-минус минута-две.
— Откуда знаешь?
— Хех, — самодовольно ухмыльнулся Полозов, — так церква же за окном, — последовал кивок в сторону Знаменской церкви, — там у них на колокольне колокол каждые четверть часа бомкает. Вокзал — опять же! — через площадь, там часы. Так что со временем у нас всё точно!
— Так, ясно. Считай, что убедил, — кивнул Шумилов. — А теперь скажи мне, кто был во втором номере, то бишь в этом самом, в течение той ночи?
— Ну, была одна парочка, ещё до полуночи. Но она потом слилася и к убийству отношение иметь не могла, поскольку уже после их ухода я видал погибшего живым.
— Так, ясно, продолжай…
— Ну, и потом, в ночи уже, примерно в час тридцать пополуночи во второй номер заселились мужчина и женщина, — Полозов обстоятельно описал жильцов и в его словах Шумилов без труда опознал Проскурину. Дабы замаскировать свой интерес ко второму номеру — ибо, считалось, что Шумилов ничего не знает о замаскированной двери в стене — Алексей принялся дотошно расспрашивать коридорного о жильцах четвёртого номера. Полозов терпеливо отвечал на все вопросы, лишь изредка отвлекаясь на то, чтобы выглянуть за дверь и убедиться, что его никто не ищет. Выслушав его, Шумилов поблагодарил коридорного:
— Ну, спасибо, Алексей Полозов, толковый ты, как я вижу, человек; если понадобишься, я к тебе ещё обращусь!
— Спасибо вам, барин, — поблагодарил коридорный и вышел из номера.
После того, как Шумилов запер за ним дверь и вернулся в гостиную, послышался голос Проскуриной.
— Я внимательно всё выслушала, Алексей Иванович, и вот что хочу сказать. Этот добрый молодец вам наврал. В ту ночь он работал только в конце, ближе к утру. Когда мы с Константином явились, нас встретил на этаже и проводил в номер совсем другой человек. Этот же только принял у нас ключи, когда мы уходили, — Анна Григорьевна сидела на краю кровати и озадаченно рассматривала ногти на своих руках, точно впервые их увидела, — Что-то нечисто с этими коридорными. |