Машеньке и без того плохо. Давайте сделаем так… — она на секунду задумалась, — я сейчас отвезу Машу к нам домой… дам ей капелек успокоительных, да, Машенька? и уложу спать… и часа через два подъезжайте к нам. Мы живём на Конногвардейском бульваре, буквально за два дома перед Николаевским дворцом.
— Агнесса Яковлевна, давайте лучше встретимся где-нибудь на нейтральной территории, — предложил Шумилов. — Скажем, на Главпочтамте вам удобно будет? Это рядом с вами, место тихое, не слишком людное, там можно спокойно сесть, есть столы, где можно разложить документы, коли вы желаете их показать. Нам ничто не помешает спокойно поговорить. Сейчас начало четвёртого… давайте договоримся на пять часов?
На том они и порешили.
Расставшись за кладбищенскими воротами с новой знакомой, Шумилов в сопровождении госпожи Раухвельд подошёл к Агафону Иванову, явно поджидавшему их. Сыщик при их приближении улыбнулся и, поздоровавшись, проговорил:
— Всё-таки маленький город Петербург! Кто бы там чего не утверждал… Вы-то здесь каким боком, Алексей Иванович?
— Я, знаете ли, сопровождал Марту Иоганновну. Она знавала как самого покойного, так и его супругу, — спокойно объяснил Шумилов. — И у госпожи Раухвельд появился вполне обоснованный вопрос…
— Я отвечу, если смогу.
— Почему задержали похороны? Убили Кузнецова в ночь на седьмое, а хоронить разрешили только тринадцатого.
— М-мм… Была причина… Следователь колебался, можно ли дозволять захоронение из-за того, что, возможно, потребуется повторное вскрытие тела, причем комиссией более авторитетных судебных медиков, нежели в первый раз… уж извините, более конкретно ничего сказать не в праве… Потом от этой идеи отказались и оставили всё как есть, — спокойно объяснил Агафон. — Я вас заинтриговал, Алексей Иванович?
— Нет, абсолютно.
— Кто-то попросил вас заняться этим делом? — игнорируя ответ Шумилова, снова спросил Иванов.
— С чего вы взяли?
— Ну, мне так показалось, — хитро прищурившись, ответил Агафон.
— Это всего лишь ваши домыслы.
— Почему-то я вам не верю, Алексей Иванович.
— Нехорошее это качество — недоверие. Его изживать надо.
— Ой ли? Интуиция мне шепчет — и даже вопиёт! — что вы занялись этим делом.
— Каким таким делом, Агафон Порфирьевич?
— Да убитого Кузнецова.
— Ах, этим… — понимающие покивал Шумилов. — Интуиция — штука хорошая. Её полезно послушать. До тех, правда, пор, пока она не превращается в мнительность. И кстати, Агафон, ваша интуиция часом не вопиёт, что вы, может быть, не того человека в арестный дом упаковали?
— Эко вы на кривой кобыле под кривую осину завернули, Алексей Иванович! — моментально насторожился Иванов. — А вы, вообще-то, про кого это говорите? Как вы можете знать «того» или «не того» мы «упаковали», ежели фамилия этого человека ещё нигде не была оглашена?
— Интуиция, знаете ли, интуиция. Мы как раз об том и говорили, если вы помните.
— Но-но, Алексей Иванович, не юлите! Признавайтесь, коли проговорились…
— Проговорился? Я? — искренне удивился Шумилов. — Знаете, Агафон, чем лично для меня особенно приятны беседы с вами? — Шумилов, демонстрируя доверительное отношение, взял сыщика под локоть.
— Это чем же? — Иванов, ожидая подвоха, напрягся. |