— В вас, Агафон, ощущается настоящая сермяжная простота. Вы, как и ваш друг Владислав Гаевский, постоянно задаёте наивные, — если не сказать «глупые» — вопросы, но в отличие от Гаевского, вы ждёте на них ответа. Лёгкий ум Владислава, испорченный годами учёбы в Варшавском университете, не зацикливается на одной мысли, он порхает от одного умозаключения к другому. С вами, Агафон, всё не так. Вы будете добиваться ответа на засевший в вашей голове надоедливый и подчас даже пустяковый вопрос до тех самых пор, пока не получите на него ответ. Оно, может, и не плохо для сыщика, но при этом вы напоминаете кобылу, которой попавшая под хвост вожжа не даёт покоя всю дорогу, до того самого момента, пока её не распрягут.

Тут Марта Иоганновна хохотнула в голос. Агафон Иванов, хотя и чувствовал, что над ним весьма колко подтрунили, растерялся и не нашёл слов для ответа. Он несколько раз открывал было рот, но ничего не говоря, обратно закрывал его. Так и не собравшись с мыслями, он лишь махнул рукой и, наконец, невпопад пробормотал:

— Ну, господин Шумилов, вам только куплеты сочинять!

Шумилов отправился вместе с госпожой Раухвельд домой, на Фонтанку.

— Как вам показалась Агнесса Яковлевна? — полюбопытствовала Марта Иоганновна.

— На первый взгляд весьма достойная женщина, — осторожно ответил Шумилов. — Но то ли рано постаревшая, то ли не вполне здоровая. Мне показалось странным, что она совсем не общалась с остальными Кузнецовыми.

— О, Алексей Иванович, вы же прекрасно знаете, что семейные дела — тёмный лес, в них постороннему человеку трудно разобраться. У всякого своя правда, каждый почитает себя первейшим знатоком жизни и берется судить других, а для себя самого найдет оправдание в любом грехе и любой ошибке. В чужом глазу, как известно, соринку замечаешь, а вот в своём собственном…

Извозчик подвёз Шумилова и Раухвельд к парадному подъезду. Навстречу выбежал дворник Кузьма и, высаживая домовладелицу из экипажа, проговорил, обратившись к Шумилову:

— Алексей Иванович, к вам дама приезжала, та, что третьего дня ждала вас. Я сказал, что вы будете через час. Оне хотели сначала записку написать, а потом сказали, что подождут в кондитерской за углом. Да вот, это как раз оне-с, — Кузьма кивком указал на шедшую под зонтиком вдоль набережной Анну Григорьевну Проскурину.

Алексей Иванович отпустил извозчика и двинулся ей навстречу:

— Что-то случилось?

Женщина выглядела взволнованной, её выразительные глаза в свете дня казались ещё более яркими, во взгляде читалась тревога и растерянность.

— Случилось. Сегодня я получила записку от присяжного поверенного Николая Павловича Карабчевского, он пишет, что имеет передать важную для меня весть касательно известного мне человека и приглашает приехать в его контору. Назначил время назавтра к десяти часам утра, — на одном дыхании выпалила Проскурина. И тут же спросила:

— Вы думаете, это о Константине?

— Бог его знает. Надо сходить и узнать.

— А что значит «присяжный поверенный»?

— Не волнуйтесь, Анна Григорьевна, ничего страшного, — улыбнулся Шумилов. — Присяжный поверенный — это адвокат, защитник обвиняемого. И записка Карабчевского, по моему мнению, в данном случае может означать только то, что он является официальным представителем вашего друга. Появление в деле Карабчевского — хороший знак. Это человек дотошный, тонко знающий свое дело. Я с ним достаточно хорошо знаком. Ему можно доверять, так что вашему благополучию сей визит никак не повредит. Поезжайте, послушайте, что он вам расскажет. В свою очередь можете рассказать ему о моём участии в этом деле.