— А кто назначен душеприказчиком покойного? Вы уж простите, что спрашиваю, но, поверьте, это не только из банального житейского любопытства.

— Никакого особенного секрета здесь нет, — сказала она устало. — Я просто-напросто не знаю. Думаю, старший брат Кузьмы, Егор Фёдорович, тот, что был на кладбище и первую горсть земли в могилу бросил. Мы ведь с Кузьмой в последние годы почти не общались, только «здравствуйте» и «до свидания». Теперь вот узнаю, что, оказывается, есть завещание, и завтра в конторе нотариуса Савицкого состоится его открытие. Я извещена запиской.

— А во сколько это произойдёт?

— Меня пригласили к одиннадцати часам утра. Контора нотариуса в Литейной части.

— Дочка покойного живёт у вас?

— И уже давно, практически с первого дня, когда про Кузьму стало известно.

— Что ж, вам и быть опекуном. Миссия и почётная, и ответственная. Агнесса Яковлевна, могу я вас спросить о покойном Кузнецове? Кузьма Фёдорович был плохим отцом?

— Знаете, — Агнесса Яковлевна опустила глаза, — о покойниках как говорится, либо хорошо, либо ничего. Так что я лучше помолчу.

Она действительно замолчала, видимо, не решаясь пускаться в какие бы то ни было откровения с посторонним человеком. Шумилов, видя, что молчание может затянуться, заговорил первым:

— Видите ли, в убийстве Кузьмы Федоровича сейчас обвинён человека. Причём, обвинён ложно, напрасно, я бы даже сказал облыжно. Я знаю сие абсолютно точно. Но помочь ему и тем более докопаться до истины можно только поняв, кто мог желать зла Кузнецову. Иными словами, только узнав неприглядные подробности его жизни.

Заинтригованный взгляд Борщёвой опять выдал её мысли до того, как она заговорила:

— Вы, что же, помогаете оправдаться арестованному?

— Именно.

— Вы, стало быть, ещё и присяжный поверенный?

— Нет, я не присяжный поверенный. Я просто тот человек, который может помочь арестанту.

Взгляд женщины выражал напряжённый мыслительный процесс, что протекал в её голове. Она явно пыталась осмыслить услышанное, но терялась в неизвестных ей связях.

— Вы поэтому и на кладбище появились? — наконец, спросила Борщёва.

— Именно поэтому.

— Немного нечестно с вашей стороны…

— Я искренне отвечаю на ваши вопросы. Что же здесь нечестного? — удивился Шумилов.

— Ну, — женщина запнулась, но Алексей уже был уверен в том, что она согласится ответить на его вопросы, — может быть, высшая справедливость как раз в том и состоит, чтобы шельмеца назвать шельмецом именно после смерти… Да, Кузьма Фёдорович был не только неважным отцом, но и вообще малопорядочным человеком. У них это семейное — братец его, которого вы на похоронах видели, тот тоже свою жену во гроб вогнал.

— То есть, вы полагаете, что Кузьма Фёдорович повинен в смерти вашей сестры?

— В известной степени. Знаете, когда мужчина невоздержан и в угоду своей похоти обрекает жену на мучения, подчас с риском для жизни, — этому, по-моему, нет прощения. После рождения Машеньки доктора предупредили Янину, что следующая беременность может её убить. Так оно и случилось. Можно подумать, ему мало было приключений на стороне. Вам, мужчинам, трудно понять… ну, а когда сестра умерла, я предложила ему отдать Машеньку в нашу семью. У меня трое своих детей, и Машеньке было бы у нас всяко лучше, чем с таким отцом, который ею всегда мало интересовался. Но он заартачился.