Судья уже собирался закрыть заседание, но ему помешали. Выступил крестьянин и рассказал, сбиваясь и запинаясь от страха и смущения, что случайно сбил на улице пирожника с полным подносом хрустящих пирожков. Крестьянин говорил на местном диалекте, и судья понимал его с огромным трудом. Наконец он понял, что крестьянин готов возместить стоимость пятидесяти пирожков – именно столько было на подносе, который он выбил из рук пирожника. Пирожник же настаивал, что их было не пятьдесят, а самое меньшее сто, и требовал платы за сотню.

Когда крестьянин закончил, вышел пирожник, речь которого была еще менее понятной. Он клялся, что нес по меньшей мере сотню пирожков, называл крестьянина грабителем и лжецом и требовал, чтобы ему вернули деньги.

Судья Ди с большим трудом заставил себя сосредоточиться. Он велел одному из приставов выйти на улицу, собрать рассыпанные пирожки и принести их в суд, а по дороге купить такой же пирожок у какого‑нибудь другого пирожника. Слуге судья велел принести в зал весы.

Он устало откинулся на спинку скамьи, снова обдумывая то, что произошло сейчас в суде. Единственное объяснение, которое он мог найти, – вдове Лу действительно есть что скрывать относительно смерти своего мужа…

Вернулся пристав с остатками пирожков, завернутыми в бумагу. Судья Ди высыпал их на весы. Они весили около шестидесяти лянов. Тогда судья взвесил целый пирожок – он весил около ляна.

– Пирожник лжет, – устало сказал судья. – Дать ему пятьдесят палок.

На этот раз из толпы послышались возгласы одобрения: людям понравилось, как быстро и изящно судья Ди рассудил спорщиков.

Пирожник получил пятьдесят ударов бамбуковой палкой, и на этом судья объявил заседание закрытым.

Войдя в кабинет, судья вытер со лба пот и рухнул в кресло.

– Двенадцать лет я работаю в суде, – сказал он. – Разных людей мне пришлось повидать, но такую женщину вижу впервые! Вы слышали, она говорила, что я будто бы домогался ее!

– Но почему вы, ваша честь, не заткнули ей рот сразу же? – спросил Ма Жун.

– А что толку? Получилось бы, будто я испугался… К тому же я действительно был вчера около ее дома и был переодет. Надо отдать ей должное – она умна, она знает, как перетянуть толпу на свою сторону!

– А по‑моему, – сказал Дао Гань, – не так уж она и умна. Ей бы ответить на вопросы, показать свидетельство о смерти, и ничего бы не было! А своей дерзостью она только укрепляет нас в подозрениях.

– Да плевать она хотела на наши подозрения, – горько сказал судья. – Ей нужно одно: ни в коем случае не допустить расследования, потому что оно может вскрыть ее вину. И пока что она преуспевает в этом.

– Сейчас главное – быть осторожными и не сделать неверного хода, – заметил Дао Гань.

– Разумеется, – согласился с ним судья.

Дверь неожиданно распахнулась. На пороге возник староста приставов.

– Ваша честь, – взволнованно объявил он, – вас хочет видеть какой‑то сапожник. Он говорит, что у него срочное сообщение от десятника Хуна.

Глава пятнадцатая

Десятник Хун идет на рынок; в таверне он встречает человека в капюшоне

Десятник бродил по улицам без всякой определенной цели. Постепенно сгустились сумерки, и он решил возвращаться в суд.

От тех двоих юношей, что видели татарина в бане, не удалось добиться почти ничего. Десятник долго и терпеливо расспрашивал их, но они могли только повторить то, что их третий приятель уже рассказал судье Ди. Решительно ничего выдающегося или запоминающегося не было в облике татарина, разве что лицо было закрыто платком.