В памяти снова возникли слова Го: «Мою жену мучили сомнения…» Он вспомнил строчки стихов: «Из глубин пережитого что‑то темное восходит, что‑то светлое уходит, остается лишь тоска». Да, госпожа Го, конечно, знала стихотворение целиком.
«И израненное сердце обретет былую жизнь…»
Он опустил голову на стол.
Ему припомнилась давняя беседа с отцом. Лет тридцать назад, только что сдав первый экзамен по литературе, он воодушевленно делился с отцом своими планами на жизнь. «Я не сомневаюсь, что ты далеко пойдешь, Жень‑чжи, – сказал тогда отец. – Но будь готов ко многим страданиям. Твой путь будет долог, а когда ты достигнешь вершины, ты поймешь, как там одиноко». Тогда он не понял, почему отец так грустно улыбается. Теперь понимал.
Вошел слуга, принес чаю; судья медленно выпил чашку до дна. И вдруг он поймал себя на том, что удивлен – удивлен тем, что жизнь продолжается, что ничего не изменилось вокруг. «Как странно! – сказал он себе. – Десятник Хун убит. Мужчина и женщина заставили меня устыдиться самого себя. И вот я сижу здесь, как всегда, пью чай! Изменился только я, жизнь осталась прежней. Но я больше не чувствую себя ее частью».
Он устал, смертельно устал. Ему захотелось бросить все и уйти на покой. Но он знал, что не сделает этого: уйти можно, если у тебя нет никаких обязательств и от тебя не зависят люди. Он же принес клятву служить государству и народу; он был женат, у него были дети. Уйти значит дезертировать, значит убежать, как трус. Нет, он должен остаться и продолжать работать.
Решение было принято, но судья еще долго, долго сидел в размышлении.
Неожиданно ему помешали: с шумом распахнулась дверь, и в кабинет вбежали его помощники.
– Ваша честь! – закричал прямо с порога Цзяо Дай. – Из столицы прибыли двое важных чиновников! Они всю ночь были в пути!
Удивленный судья попросил провести высоких гостей в приемный зал и сказал, что немедленно выйдет к ним, только сначала облачится в судейские одежды.
В приемном зале стояли двое мужчин в камзолах из блестящего шелка и шапочках с вышитыми иероглифами. По этим иероглифам судья догадался, что гости – из службы расследований при ведомстве правосудия и приехали они не просто так.
Судья Ди преклонил колени, но старший чиновник поспешно шагнул к нему и почтительно поднял его.
– Да не склонитесь вы, ваша честь, перед своими покорными слугами! – произнес он.
Ничего не понимая, судья Ди позволил усадить себя на почетное место и ждал, что ему скажут. Пожилой чиновник торжественно прошествовал к возвышению, взял со стола свиток и, держа его перед собой обеими руками, произнес:
– Ваша честь, соизволите ли вы прочесть Высочайшее повеление?
Судья встал, подошел ближе и принял из его рук бумагу, запечатанную Большой государственной печатью.
Это был императорский эдикт, провозглашающий, что Ди Жень‑чжи из Дайюаня, в награду за двенадцатилетнюю верную службу, назначается отныне на должность Председателя Государственного суда Империи. Под приказом стояла подпись самого императора.
Судья Ди читает императорский эдикт
Судья свернул бумагу, положил ее обратно на стол и, обратившись лицом на юг, в сторону столицы, распростерся на полу и девять раз ударился лбом об пол, выражая таким образом благодарность за императорскую милость.
– Ваша честь, – заговорил чиновник, лишь только судья поднялся, – мы двое прибыли, чтобы передать себя полностью в ваше распоряжение. Мы осмелились вручить копию эдикта вашему старшему писцу, чтобы известие распространили по всему городу и люди могли возблагодарить государя императора за честь, оказанную их судье. |