|
.. Я познакомился с ним в 1967 году, когда ему был 21 год. Мне было 34, я уже выпустил две книги и считался вполне сложившимся, хотя и не слишком известным автором. Джайлс полагал, что есть смысл показать мне свою рукопись. Как все другие писатели, я терпеть не могу непрошенные рукописи и жажду новичков получить ценные указания. Обычно я возвращаю рукописи непрочитанными, но Джайлс был слишком наивен, чтобы послать мне свою по почте. Он явился самолично, даже не договорившись по телефону. Именно эта наивность пробудила у меня нечто вроде стыдливой жалости. Должен признаться, что я не задумываясь перерезал бы литературную глотку юноши, если бы он не подставил ее так доверчиво. Это был детина 6 футов и трех дюймов росту, довольно широкий в плечах, но в ту пору крайне тощий (впоследствии он раздобрел). Он ходил, виновато ссутулившись, как бы стыдясь своего роста. Итак, он стоял передо мной с рукописью романа в руках, безмолвно прося прощения за свой рост и глядя на меня так, будто смотрит не вниз, а вверх. Не знаю, как это ему удавалось, но в его присутствии мне казалось, что я выше него, и быть может, именно поэтому, к моему удивлению, я произнес: - Ну что же, присаживайтесь, посмотрим, что тут у вас такое. Три часа спустя он все еще сидел, а я все еще читал, и было уже 7 часов вечера. Я предложил ему сходить через дорогу закусить и потом снова возобновил чтение. Нет, у меня вовсе не было впечатления, что я открыл гения. По правде говоря, книга была ужасная - написанная витиевато, с жутким диалогом. Но я продолжал читать. Это-то и было самым удивительным. Не знаю, как он этого добивался, но невозможно было предугадать, что будет дальше, и почему-то хотелось узнать. Впервые в моей жизни - клянусь - я взял под свое покровительство автора и его творение. Он дважды переписал книгу под моим руководством, и на это ушло два года. Не очень-то приятными были эти два года. Помимо небольшой суммы, которую он регулярно получал от отца, у Джайлса не было никакого дохода, а мой собственный страдал из-за того, что я тратил на него такую уйму времени, черт бы его побрал! Под конец, когда у меня стало появляться желание ткнуть его лицом в пишущую машинку и не отпускать, пока он не испустит дух, я даже разрешил ему переехать ко мне, и он прожил в моей квартире два месяца и пять дней. Я помню каждый день, потому что это было невыносимо. Он не шумел, не пил, не курил. Он старался не путаться под ногами. Он был неизменно вежлив и покорен. Он был немыслимо чист. Эта немыслимая чистота, наверное, и доконала меня. Конечно, я не против чистоты, я сам стараюсь ее поддерживать. Но тщательно мыть руки, как только отрываешься от пишущей машинки! Тщательно складывать всю одежду, которая не на тебе! Тщательно стирать пыль, чистить и драить небольшое пространство вокруг себя, пока оно не станет казаться драгоценным камнем в оправе из ржавого металла, каким являлась остальная часть моей квартиры. Единственное, в чем он был неряшлив - это ручки. Почти у всех писателей, которых знаю, есть свой бзик, связанный с ручками: одни делают запасы ручек, другие грызут их, третьи заводят любимые ручки... Джайлс их развинчивал. Всякий раз, когда он погружался в творческое состояние, он развинчивал шариковые ручки. И очень часто, ну, не меньше трех раз из десяти, ронял пружинки на пол. Не знаю уж, сколько раз я помогал ему искать их. В дальнейшем он начал покупать шариковые ручки одноразового пользования, которые не развинчивались и не имели пружинок. Наконец он закончил книгу, и я лично отнес ее в "Призм Пресс". |
