Музеи на распутье

В музее каждая вещь обретает иное значение, не такое как в жизни. Это касается и старых произведений, и современных. Многое в восприятии произведения искусства зависит от того, где оно находится, чем окружено, с чем мы его сравниваем. В советские времена антиквариат мог пылиться, выбрасываться, не цениться вовсе. Сегодня каждая фарфоровая статуэтка имеет такое же внимание к себе, как театральная примадонна на сцене – у нее есть свое пространство, подсветка, бирка, забота историков и реставраторов.

Все старое и известное воспринимается как уютное и безопасное. А новое как небезопасное, даже если оно придумано с той же изобретательностью. Вы можете мысленно поставить любое произведение XIX века на постамент, сделав его единственным экспонатом в зале, но вокруг него по-прежнему будет музейное пространство, которое у любого человека, кроме туземца или ребенка-маугли, ассоциируется с вековыми традициями почитания.

Некоторые из музейных экспонатов становятся звездами. Когда мы говорим о том, что хиты популярны в силу внеэстетических факторов, это не значит, что «на самом деле» они плохие, это значит, что менее известные работы того же уровня не хуже.

Еще в прошлом веке считалось, что в портрете есть «психологическое», а в абстрактной живописи – чистая форма. Сегодня, «отвисевшись» в музеях, беспредметная живопись традиционна. «Человеческого», личного, медитативного в ней видят больше, чем в академичных портретах, где каждый соответствует своей социальной роли. Потому что вещь не существует сама по себе, а только в контексте других предметов, идей, институций. У образованного зрителя эта «рама внутри» побогаче.

Глядя на стремительный взлет цен на полотна импрессионистов и на туристическую привлекательность шедевров архитектуры, современные правительства могут ставить перед музеями задачу собрать современных гениев. Харизма Рубенса исчезла, письма современников сохранили только воспоминания о ней. Ни он сам, ни его влиятельные друзья больше не могут пригласить директора музея на ужин. Однако в случае с живыми художниками все внеэстетические факторы действуют. Условия, в которых совершается отбор произведений старых мастеров и современных художников, неравнозначны.

Увидим ли мы гениев, равных титанам прошлого?

Во-первых, мы среди них живем. А во-вторых, следует разделять произведение и раму. У мертвого гения есть его недосягаемость, признание ушедших поколений. Такого контекста не будет ни у одного живого художника. Галеристов, которые приходят в музеи, чаще всего интересует не видение художников прошлого, а некритичное отношение аудитории к шедеврам и их популярность. То же можно сказать и о брендах, которые используют картины в своих рекламных кампаниях.

Если вам в голову приходила мысль «раз все это обсуждают, значит что-то в этом есть», вы легко поймете, почему галеристы выискивают и рекламируют сложности характеров своих подопечных. Исследователь Дональд Томпсон рассказывает про сотрудницу галереи «Мальборо», которая спасала картины Френсиса Бекона от самоуничтожения, возила в прачечную его белье, оплачивала счета и налоги, а главное, выкупала художника «у тех, кому он проиграл деньги (а один из таких кредиторов угрожал отрезать ему руки), и даже утешала брошенных им любовников».

Действительно трудно создать объект внимания из того, что людей не интересует. Однако если обсуждают мазохизм художника и его девиантное поведение, это не значит, что нечто любопытное есть и в его живописи. Но люди, отдыхая в Интернете, с большей вероятностью клюнут на жареный факт, добавив, таким образом, популярности произведениям художника.

Восход каждой звезды современного искусства следует изучать отдельно, принимая во внимание действия заинтересованных сторон и фактор случайности.