В рапорт Голубкова были включены выдержки из расшифровки магнитозаписи его разговора с Коллинзом и та часть сообщения, где речь шла о катастрофах «Руслана» и «Антея» и их связи с объемом поставок российских боевых самолетов талибам.

Информацию Коллинза об ученом Ефимове и его контакте с генеральным директором ЗАО «Феникс» решено было не включать, она требовала дополнительной проработки.

– Обязательно посмотрю, – пообещал куратор. – Позже. Надеюсь, вы не настаиваете, чтобы я сделал это немедленно?

У высших государственных чиновников было поразительное чутье. Еще и слова не сказано, а в голове уже сигнал: внимание – опасность. И мгновенная, на уровне рефлекса, реакция: оттянуть, отодвинуть, отдалить необходимость что‑то решать. А потом, спокойно разобравшись, можно решать. Или не решать. Это уж как получится.

Если же припечет, естественно будет пожать плечами: да, мне передавали какие‑то материалы, но не поставили в известность об их важности и срочности.

Но Нифонтов не намерен был уступать.

– На вашем месте я прочитал бы это сейчас, – сказал он.

Он не добавил: «Иначе я буду вынужден обратиться к президенту». Но куратор понял. Начальник УПСМ имел право в экстремальных ситуациях выходить на президента напрямую. Реализовать это право всегда было очень трудно. А сейчас, когда президент то и дело болел, практически невозможно. Но теоретически такая возможность существовала. И с этим приходилось считаться.

Куратор внимательно посмотрел на посетителя.

– Так важно?

– Важно – не то слово, – подтвердил Нифонтов.

– Что ж… Куратор умел быстро схватывать суть. Он прочитал рапорт Голубкова, просмотрел статистические данные, распечатанные с дискеты, которую Коллинз передал в Будапеште полковнику Голубкову, бросил с досадой:

– Вот уж верно: если дует, то изо всех щелей!.. Кто знает об этом?

– В ЦРУ?

– У нас!

– Вы, я и полковник Голубков.

– Странная закономерность. Как только в деле появляется полковник Голубков, тут же возникают крупные проблемы.

– Наоборот, – возразил Нифонтов. – Как только мы сталкиваемся с крупными проблемами, я вынужден подключать к делу полковника Голубкова. Этой темой тоже будет заниматься он. Я не могу поручить это никому другому.

– Начальник оперативного отдела – генеральская должность, не так ли? – уточнил куратор. – Почему же он до сих пор полковник?

Нифонтов внутренне восхитился. До чего же быстро они умеют считать! Этот сценарий развития событий Нифонтов предусматривал. Дело будет доложено президенту с указанием, что руководителем операции назначен полковник Голубков.

Вот тут‑то у президента и может возникнуть вопрос: почему этим делом огромной государственной важности занимается какой‑то полковник? И никакие объяснения не помогут. Если этот полковник такой незаменимый профессионал, почему он полковник? А если он не так хорош, почему ему поручено это важнейшее дело?

На просчет этого варианта, одного из многих, Нифонтов потратил немало времени.

Куратору не понадобилось и десятка секунд. И теперь крайним оказывался Нифонтов.

К вам вопрос, генерал: почему это Голубков до сих пор полковник?

– Вопрос не ко мне, – ответил Нифонтов. – Я подписал представление еще год назад. Куратор кивнул:

– Я буду иметь это в виду.

В расшифровке будапештского разговора он подчеркнул ключевые фразы:

«Первый же российский истребитель, который поступит к талибам, будет перехвачен…»

– Блеф?

– Не думаю.

– Можете обосновать?

– В США существует государственная компания, аналогичная нашему «Госвооружению», FMS (Foreign Military Sales).