«Преступлениями против военной службы признаются преступления против установленного порядка прохождения военной службы, совершенные военнослужащими, проходящими военную службу по призыву либо по контракту в Вооруженных силах Российской Федерации, других войсках и воинских формированиях Российской Федерации, а также гражданами, пребывающими в запасе, во время прохождения ими военных сборов».

Конец фразы был подчеркнут.

Для таких, как я.

– Все ясно? – спросил посыльный.

– Яснее не бывает.

Он завел мотоцикл и запылил к Выселкам.

– Господи, почему они не оставят тебя в покое? – спросила Ольга.

– Защита отечества есть священная обязанность каждого гражданина, – объяснил я.

– Какого отечества?! От кого нужно его защищать?!

Я только головой покачал:

– Умеешь ты задавать вопросы! Я вполне разделял ее чувства. Не больно‑то умиляла привычка нашего государства обращаться со своими гражданами как с бессловесным быдлом. Но государство – это бульдозер. К совести бульдозера бесполезно взывать.

Бульдозер можно остановить только двумя способами: перекрыть горючку или сунуть в его шестеренки лом. А умней всего – не оказываться на его пути. Не сумел увернуться – что ж, выполняй свой гражданский долг.

Согласно части I статьи 331 Уголовного кодекса.

Суки.

* * *

Я подумал, что нужно позвонить ребятам и предупредить, что некоторое время меня не будет. Но тут из раскрытого окна кухни, где мы мирно завтракали до появления этого посланца Марса и Бахуса, донеслась трель мобильного телефона. Звонил Артист.

– Ты получил повестку из военкомата? – спросил он.

– Только что.

– Я тоже. Куда тебе приказано явиться? Я сказал.

– И мне туда же. И всем нашим.

– Вот как? – удивился я. – А что случилось? Объявлена всеобщая мобилизация?

– Не слышал. Госдума утвердила кандидатуру Кириенко – про это было. А про всеобщую мобилизацию – ни слова.

– Значит, мобилизация не всеобщая, а выборочная, – заключил я.

– Очень выборочная. Что бы это могло значить?

– Думаю, мы скоро это узнаем.

– Мне тоже так кажется, – согласился Артист.

Я отключил мобильник.

– Ты не ответил на мой вопрос, – напомнила Ольга.

– Ты задала два вопроса. И ни на один у меня нет ответа. Что такое отечество – об этом я могу только догадываться. А от кого нужно его защищать? Обязательно скажу. Когда сам узнаю.

За окном разгоралось свежее утро, солнце выпивало росу, истончало туман над тихими заводями Чесни, золотило кресты над голубыми маковками Спас‑Заулка.

Суки.

* * *

– Равняйсь!.. Смирно!.. Моя фамилия Ковшов. С этой минуты я ваш командир. Мой приказ – закон. Два раза не повторяю. На гражданке вы забыли, что такое настоящий армейский порядок. Придется вспомнить. И чем быстрей, тем лучше. Во избежание. Вопросы есть? Нет. Это правильно. Продолжаю… Младший лейтенант Ковшов пружинисто прошел взад‑вперед вдоль нашей короткой шеренги – собранный, крепкий, в ладно сидящем камуфляже, с новенькими звездочками на погонах, в удобных, точно по ноге, спецназовских ботинках с высокой шнуровкой. Вряд ли ему было больше двадцати одного – двадцати двух лет.

Видно, из сверхсрочников. Моложе Мухи он был лет на пять, а моложе Дока – на все пятнадцать. Но это его не смущало. Он упивался своей молодостью, силой, пышущим сквозь румяные щеки здоровьем, упругостью мышц и ролью нашего командира – царя и бога.

Только одно портило его настроение – мы.