То, чего нельзя получить даже за большие деньги, можно получить за очень большие деньги.

* * *

Начальник информационного центра Олег Зотов раскатывал на роликах офисного кресла вдоль стенда, на котором было смонтировано с десяток экранов, системных блоков, серверов и прочей хитроумной электроники. На мягкий стук бронированной двери Зотов недовольно обернулся, кивнул: «Секунду!» – и затрещал клавишами компьютерной деки, не отрывая взгляда от монитора.

– Полный облом, – сообщил он. – Индекс Доу‑Джонса вошел в штопор. И в Токио, и в Сингапуре.

– Что это значит? – спросил Голубков.

– Это значит, что правительству Кириенко придет гвоздец. Гораздо раньше, чем мы просчитывали. На вашем месте, Константин Дмитриевич, я не стал бы сейчас покупать российские ценные бумаги.

– Спасибо, что предупредил. А то я как раз собирался бежать в банк. Кто дежурит на красной линии?

– Приходится мне.

– Чем занимается Ермаков?

– Работает. Отстранить?

– Ни в коем случае. Пусть работает. Но если придет и скажет, что ему нужно в больницу к отцу или еще что, – отпусти.

– А он придет?

– Думаю, да.

Голубков прошел в торец длинного бетонного коридора и остановился перед боксом, в котором работал лейтенант Ермаков.

Не лежала у него душа к тому, что он собирался сделать. Ему нравился этот парнишка. И больше всего нравилось то, что он сказал отцу. Он сказал ему не «Что делать?» или «Что ты будешь делать?». Он сказал: «Что будем делать?»

* * *

Полковник Голубков вошел в бокс.

* * *

Увидев на пороге начальника оперативного отдела, лейтенант Юрий Ермаков поспешно встал, на его лице отразилась сложная гамма чувств. Испуг, настороженность, обреченность. К обреченности примешался вызов. Хмуро, исподлобья смотрел он на седого сухощавого человека с озабоченным просто душным лицом, который сейчас олицетворял для него судьбу.

– Ты чего на меня уставился, как партизан на допросе? – удивленно спросил Голубков. – Сиди‑сиди. Не помешаю?

– Нет, товарищ полковник.

– Помоги‑ка мне кое в чем разобраться. Помнишь, ты расшифровывал и переводил мой разговор в Будапеште? С человеком из ЦРУ?

– Да, помню.

– Тут какая‑то неувязка. – Голубков разложил на столе бумаги, нашел расшифровку.

– Смотри, здесь написано: «Мы разрабатываем широкомасштабную операцию». Так?

– Ну?

– А мне почему‑то кажется, что он сказал по‑другому. Правда, с моим английским я мог не понять. Давай‑ка проверим. – Голубков дал лейтенанту кассету с магнитозаписью будапештской встречи. – Найди это место.

Ермаков погонял пленку вперед‑назад и остановил запись на «паузе».

– Вот, нашел.

– Крути.

В динамике прозвучало:

– "We have cultivated…"

– Стоп, – сказал Голубков. – Это же прошедшее время? Или как правильно – совершенное? Так?

– Ну да, – подтвердил Ермаков. – Тем более «we have». Про несовершившееся событие он сказал бы «we are».

– А почему же ты написал: «разрабатываем»? Это же ты написал?

– Я.

– Тебя я и спрашиваю – почему?

– Виноват, Константин Дмитриевич.