– Он‑то какое имеет к этому отношение?

Майа пожал плечами. Потом резко отшвырнул окурок и провел ладонью по лицу.

– Иоанн Креститель, а, Пьерсон? Помнишь?

– Помню, – сказал Пьерсон.

– Помнишь, а? Помнишь, Пьерсон, а?

– Да замолчи ты.

– Вознесем за это хвалу господу богу, Пьерсон.

– Молчи.

– И жертва его не будет напрасной, ибо благодаря таким жертвам Франция…

– Замолчи, Майа, прошу тебя. Замолчи! Молчи!

И вдруг великое молчание пролегло между ними. Майа подобрал с земли необгоревшую еще деревяшку и стал вертеть ее в пальцах.

– А ведь верно, дерево великолепный материал, – сказал он.

Прошло еще несколько минут, потом Майа поднялся, снял с крючка кружку Александра, зачерпнул вина из фляги, стоявшей под фургоном, выпил, повесил кружку, не ополоснув ее, и снова пошел на свое место. «Щучий сын, – шепнул ему в ухо голос Александра, – трудно тебе кружку ополоснуть, что ли?» – Майа замер, потом вернулся, снял кружку и растерянно огляделся вокруг. Пьерсон поднял на него глаза.

– Ты же знаешь, – воды нет.

– Ах да, – сказал Майа.

Он повесил кружку на место.

– Фляга там осталась.

– Да, – сказал Майа, – я ее видел. Стояла у колодца.

– Это наша последняя. Конечно, ее уже сперли.

Майа сел, опустил глаза и заметил тот кирпич, о который споткнулся. Он отшвырнул его носком. И тут же снова поднялся.

– Пьерсон, я больше не могу.

– Чего не можешь? – спросил Пьерсон.

Но видно было, что он не удивился.

– Не могу оставаться здесь, в фургоне. Не могу. Я ухожу.

– Куда?

– Сам не знаю.

– Куда?

– В Брэй‑Дюн.

– Куда именно в Брэй‑Дюне?

– А ты непременно хочешь знать? – сказал Майа, слабо улыбнувшись.

– В такое время мало ли что может случиться.

– Видишь ту дорогу, которая ведет к морю? Так вот, первая улица направо, если идти от железной дороги. Беленький домик напротив разбомбленного гаража. Там я и буду.

– Значит, в самом центре Брэй‑Дюна? Это же безумие.

– Именно так и говорил Александр. Помнишь, он ни за что не желал уходить от нашего фургона. Говорил, что если мы будем держаться возле санатория, мы ничем не рискуем.

– Все‑таки это безумие.

– А что поделаешь? – сказал Майа. И добавил: – Завтра в полдень я приду тебя навестить.

– Если хочешь, пожалуйста.

– Никаких «если хочешь». Завтра, ровно в полдень, слышишь, обязательно завтра.

– Буду ждать.

Помолчали, потом Майа спросил:

– А где столовка Пино?

– Зачем тебе?

– Хочу с ним попрощаться.

– А я думал, плевать тебе на него…

Но так как Майа ничего не ответил, Пьерсон добавил:

– Против калитки у входа в санаторий с правой стороны.

– Что? – с отсутствующим видом спросил Майа.

– Да столовка Пино.

– Ах да, где, где, ты сказал?

– По правую сторону, около калитки санатория.

– Спасибо.

Пьерсон стоял, опустив голову и потупив глаза. Майа подошел к нему вплотную. Он глядел на их фургон. На их очаг, сложенный из кирпича, на постоянное место Александра.

– А ты? – спросил он наконец. – Что ты собираешься делать?

– О, я, – сказал Пьерсон и грустно рассмеялся, – не так трудно отыскать столовку, где уже есть священник.