Гюст присвистнул:

— Безнадёга! Где это столько людей и знаний возьмёшь?

— Когда жизнь города остановится, Будимирова легко заманим в ловушку. Надо изъять его из употребления, и ничего больше делать не придётся: его империя рухнет. Роботы и холуи без приказа не работают.

Детская игра, а не политика. Но робкая работа мозга началась. И только, когда она произвела своё таинственное действие в каждом, неуверенно, осторожно, словно ходить после болезни учились, стали обсуждать, как осуществить то, что предложила Марика. В конце вечера она неожиданно сказала:

— Роберто, больше тянуть нельзя, вместо собак возьмём на опыты Любима, сына Саломеи, Наума Гудкова и… — она на мгновение замерла, выдохнула: — мою маму. Отвечаю головой, операция со всеми пройдёт удачно. И мы должны поспешить.

Глава шестая

Этого ещё ему не хватало!

Та, которую нашёл для него Клепик, явилась на приём, терпеливо просидев положенные два часа, и вошла — с прижатыми к груди руками.

Он любил встречи с народом. Любил поговорить по душам с директорами заводов и фабрик, школ и профсоюзов, со всеми теми, кто осуществляет его политику, кто душой и телом предан ему! Что стоит удовлетворить их просьбы: о жилье, повышении по службе, внеочередном отпуске, премии?! Его дети, его подопечные.

Иногда вместо себя оставлял верных соратников и им наказывал: по возможности удовлетворять! Люди должны знать: они найдут защиту и опору в своём вожде-отце.

Стояла у двери — смиренная, опустив глаза.

Первое, о чём подумал: натворила что-то и боится его гнева.

Но что могла успеть натворить, если всего три часа назад на совещании гордо отчитывалась в своих победах: столько-то злоумышленников обнаружено, то-то предпринято, такие-то планы на будущее… Нельзя ею не восхищаться! Кара земная! Богиня возмездия и справедливости! Величественна и прекрасна!

Он любит слушать её и смотреть на неё. Клад, а не баба. Да за одну её готов Клепика на руках носить!

— Что случилось с тобой, Кропус? — спросил удивлённо. — В каких шалостях хочешь признаться?

— Меня зовут Эвелина, — робко сказала, не поднимая глаз.

— Красивое имя, достойное тебя. Но я тебя не узнаю. Лучший мой боец и такое смирение.

— Можно, я вымою вам ноги?!

Он вскочил, шагнул к ней, ничего не понимая.

— Ты не заболела часом? — спросил заботливо.

— Ударьте меня!

Эвелина подняла голову. Такая страсть в её лице, в её позе!

— Топчите меня. Что угодно прикажите, исполню. Много лет. Всю жизнь. Я люблю вас. Ночью перед глазами — вы. Дерзко. Я понимаю. Как осмелилась?! Да за мои слова только казнить!

— Ты слишком нужна мне, чтобы тебя казнить! — усмехнулся он, прикрывая растерянность. — Ну и номер ты отколола! Чего же от меня ждёшь? Цель твоего откровения?!

— Быть с вами рядом. Всегда.

— Это как? — удивился он. — Спать, что ли, со мной хочешь? Или в служанки собралась? Или… — Он захохотал, но тут же резко обрубил смех.

Та, единственная, перед которой он был мальчиком, неожиданно здесь: между ним и Эвелиной. Та, которой он предлагал быть рядом всегда, которую готов был слушать. Единственная. Мёртвая или живая?!

— Ты что, править хочешь вместе со мной?!

Он внезапно охрип.

Та независимым движением поправляет волосы. Та улыбается. Её голос звучит. И он не слышит того, что говорит эта.

А она что-то говорит. Голосом, словами Магдалины.

Эта смиренна.