Изменить размер шрифта - +
Цитата позволяет понять, кто тут для Стивена «все они».].
   Разве Пирр не пал в Аргосе от руки старой ведьмы [70 - Разве Пирр не пал в Аргосе… – Пирр погиб в уличной стычке в Аргосе, когда старая женщина сбросила на него кирпич с крыши.], а Юлия Цезаря не закололи кинжалом? Их уже не изгнать из памяти. Время поставило на них свою мету [71 - Время поставило на них свою мету… – Мысль Стивена продвинулась к более общей теме о природе истории, и тут опорным автором для нее выступает уже не Блейк, а Аристотель. Это автор, отлично изученный Джойсом, составляющий фундамент всего католического философского образования. Мысль об уничтоженных возможностях – реминисценция Аристотелева анализа различий между «потенциальным» (множеством возможностей) и «актуальным» (единственной осуществившейся возможностью) в «Метафизике» (напр., кн. 9, гл. 6-8). Вопрос «Или то лишь было возможным, что состоялось?» отсылает к обсуждению различий между поэзией и историей в «Поэтике» (8.4-9.2): по Аристотелю, первая описывает то, что было возможным, вторая же – то, что состоялось. Наконец, слова (ниже) о движении как переходе возможного в действительное – почти цитатно близки к определению движения в «Физике» (3,1).] и заключило, сковав, в пространстве, что занимали уничтоженные ими бесчисленные возможности. Но были ль они возможны, если их так и не было? Или то лишь было возможным, что состоялось? Тките, ветра ткачи.
   – Сэр, а расскажите нам что-нибудь.
   – Ага, сэр, про привидения.
   – Где мы остановились тут? – спросил Стивен, открывая другую книгу.
   – «Оставь рыданья» [72 - Оставь рыданья… – строки из элегии «Ликид» (1638) Джона Мильтона (1608-1674). Выбор вновь не случаен: один из сквозных мотивов в мыслях Стивена, возникший уже в «Телемаке» и особенно настойчивый в «Протее», – смерть в воде. Именно это тема элегии, написанной на смерть утонувшего друга Мильтона, Эдварда Кинга.], – сказал Комин.
   – Ну, давай, Толбот.
   – А историю, сэр?
   – Потом, – сказал Стивен. – Давай, Толбот.
   Смуглый мальчуган раскрыл книгу и ловко приладил ее за укрытием своего ранца. Он начал читать стихотворение, запинаясь и часто подглядывая в текст:
   Оставь рыданья, о пастух, оставь рыданья,
   Ликид не умирал, напрасна скорбь твоя,
   Хотя над ним волны сомкнулись очертанья…
   Тогда это должно быть движением, актуализация возможного как такового.
   Фраза Аристотеля сложилась из бормотанья ученика и поплыла вдаль, в ученую тишину [73 - …В ученую тишину… вечер за вечером. – 20 марта 1903 г. Джойс писал матери из Парижа: «Все дни я работаю в Национальной библиотеке, а все вечера – в Библиотеке Святой Женевьевы. Я часто хожу к вечерне… В театр я никогда не хожу».] библиотеки Святой Женевьевы, где он читал, огражден от греховного Парижа, вечер за вечером. Рядом хрупкий сиамец штудировал учебник стратегии. Вокруг меня насыщенные и насыщающиеся мозги – пришпиленные под лампочками, слабо подрагивающие щупиками, – а во тьме моего ума грузное подземное чудище, неповоротливое, боящееся света, шевелит драконовой чешуей. Мысль – это мысль о мысли. Безмятежная ясность. Душа – это, неким образом, все сущее: душа – форма форм [74 - Душа – форма форм. – Согласно Аристотелю, «ум есть форма форм». Трактат «О душе», 3, 432 а.]. Безмятежность нежданная, необъятная, лучащаяся: форма форм.
   Толбот твердил:
   И дивной властию того,
   кто шел по водам,
   И дивной властию…
   – Можешь перевернуть, – сказал Стивен безразлично.
Быстрый переход