Ревизию начали с изучения документов. Из них следовало, что тротил на склад последний раз поступал более трех лет назад. Поставщиками производителями были два разных завода. Один из них теперь был уже ближним зарубежьем. Отпускалась со склада взрывчатка за это время трижды: два раза получателем стало дорожно строительное управление. Брали они помногу: триста килограммов в апреле 97 го и двести десять в апреле этого. Еще один получатель – экспедиция геологоразведки – взял всего десять килограммов. Все накладные и наряды разрешения с красной полосой по диагонали были в порядке. С соответствующими печатями и визами.

– Ну что ж, – сказал Климов. – Бумаги у вас в ажуре. Давайте ка теперь ручками тротил пощупаем.

– Давайте, – ответил Мискин. И сердце у него заныло.

При входе в помещение склада все курящие сдали сигареты и зажигалки тщедушному солдатику с фиолетовым синяком под глазом. Вид у него был жалкий, забитый. Мискин индифферентно смотрел мимо рядового. Он понимал, что думают о нем офицеры ФСБ.

Тысяча триста двадцать килограммов тротила хранились в ста тридцати двух фанерных ящиках. Стальные проушины схвачены проволокой с кругляшкой алюминиевой пломбы. Каждый ящик имел брезентовую ручку петлю для переноски и был выкрашен в защитный цвет. На верхних ящиках лежал толстый слой пыли. Терентьев провел ладонью по крышке, и под пылью обнаружилась восьмизначная черная маркировка. Ее, видимо, наносили по трафарету на заводе изготовителе.

– Начнем, – сказал кап три.

В полупустом бетонном помещении голос прозвучал гулко и зловеще.

Офицеры приступили к работе. Первый ящик с сорванной пломбой они обнаружили через десять минут. Начсклада оторопело уставился на него и, помедлив секунду, взял в руки.

– Полный, – произнес он. – Тяжелый. А пломба, может, при погрузке оторвалась. На полу где нибудь валяется…

– Давайте проверим, – сказал Сашка Реутов. Четыре белых силикатных кирпича мирно лежали в фанерном, некрашеном изнутри гробике.

– Ай да прапор! – хмыкнул тот же Реутов. – Ай да Колесник! Где ты сейчас, Ваня? Ау!

* * *

Наряд транспортной милиции двигался по вагону электрички. В этот утренний час пассажиров было много. В том числе – в камуфляже. В том числе – усатые. Вот моду взяли, подумал старший сержант Юрченко, каждый второй камуфлированный, как партизан. А каждый третий с усами. По таким приметам можно пачками задерживать. Вон их сколько… в предыдущем вагоне было четверо пятнистых. А в этом пятеро. Нет – шестеро. Нравится им, что ли, в Рембо играть? Моя б воля – век форму не надевал. Осточертела. А эти… придурки. Вырядятся лесным пугалом и кайфуют.

К ориентировке на Колесника была приложена фотография. Действительности она, впрочем, соответствовала не особо. За те полтора года, что прошли с момента фотографирования, Иван Колесник успел изрядно располнеть. Морда лица округлилась, заматерела. В свои двадцать три он выглядел значительно старше. Та же ориентировка сообщила, что дезертир вооружен и, в случае его обнаружения, проводить задержание в людном месте запрещено. «Дезертир, – зло думал Юрченко. – На прошлой неделе один, на этой другой. Потом – третий, четвертый… И все озлобленные и вооруженные…»

– Старший сержант Юрченко. Попрошу предъявить документы, – прозвучало почти над ухом у Колесника. Он сидел у окна, прислонившись к стене вагона. Глаза закрыты. Кажется, что человек дремлет… А правая рука за пазухой сжимала рукоять обреза. Глаза Ванька прикрыл еще и потому, что смотреть сквозь чужие очки с линзами плюс две диоптрии ему было трудно. «Вот черт! – подумал он. – Непруха. Амбец. Не буду глаза открывать.