Потом пошла в дамскую комнату поправить макияж и прическу. Все, что можно было сделать с платьем, — это связать концы плечика узелком. Она знала, что Энтони не обманешь, и вся ее бравада быстро испарялась.

   Через полчаса напряженного ожидания, когда она увиде.-ла, что Энтони входит в магазин, и увидела при ярком свете окаменевшие черты его лица, у нее чуть не подкосились колени. Волосы у него были взлохмачены, в глазах застыло беспокойство, а темные джинсы и наполовину расстегнутая черная рубашка придавали ему устрашающий вид. Он быстро подошел к ней и крепко взял за руку.

   — Пошли.

   Не решаясь заговорить, она послушно последовала за ним. На ходу он оглядел ее фигуру, платье, прическу. Возле машины он остановился и прижал ее к холодному металлу. Одной рукой распахнул ее жакетик и нащупал узелок на плечике.

   — Он что?..

   — Ч-что?

   Энтони многозначительно поднял бровь, и она поняла — избежать вопроса не удастся.

   — Н-нет, — промямлила Трейси.

   — Если да, то он покойник, — сказал Энтони таким голосом, что у нее застыла в жилах кровь.

   Он помог ей забраться в машину и сел рядом, с шумом захлопнув дверцу. И не произнес ни одного слова, пока они возвращались в город. Трейси чувствовала себя, как никогда, несчастной, она почти хотела, чтобы он кричал на нее, душил, — что угодно, лишь бы не сидел и не молчал с холодной, беспощадной яростью. Она смотрела в окно, чтобы скрыть слезы, расстояние между ними казалось непреодолимым, и в этом она могла обвинять только себя. Трейси не хотела причинять ему такую боль. Как она могла объяснить ему, что каждую минуту, проведенную с Аланом, она чувствовала себя ужасно, просто невыносимо? Это с ним, с Энтони, она хотела быть, это его она любит. Правда любит, поняла она, стараясь не разрыдаться. И боится, что оттолкнула его навсегда.

   Когда они въехали в город, он направил машину не к ее дому, а к своему. Автомобиль остановился, его дверь захлопнулась, и Трейси в недоумении смотрела, как Энтони подошел к ее стороне и распахнул дверцу.

   — Энтони, что это?

   Он по-прежнему ничего не говорил, но взял ее за руку и повел в дом. В полутемном коридоре он резко прижал ее к стене и поцеловал почти свирепо, обнимая так, словно хотел задушить. Она глотнула воздух и в изумлении уставилась на него. Даже в темноте Трейси разглядела слезы на его глазах, когда он хрипло произнес:

   — Ты победила, Трейси.

   Внезапно пол ушел у нее из-под ног, и Энтони уже нес ее через гостиную в спальню.

   — Энтони, я не хотела обидеть тебя, — почти прорыдала она.

   Не отвечая, он внес ее в комнату и почти закрыл дверь. Опустил девушку на кровать. А потом поглотил ее. По-другому было не сказать. Трейси пугала та сила и напор, с которыми она столкнулась, но она знала, что по-другому невозможно преодолеть разделяющую их ужасную, мучительную пустоту.

   Он быстро снял одежду сначала с нее, потом с себя. Накрыл ее обнаженное тело своим, слегка раздвинув ей ноги и уткнувшись лицом в ее обнаженную грудь. Она остро ощущала все — и легкую шероховатость его щеки, прижимавшейся к ее груди, и особую, жесткую мужественность его тела. Его рот накрыл одну из ее грудей, и Трейси чуть не сошла с ума.

   — Энтони… — простонала она.

   — Молчи, — прошептал он, приникая к ее губам обжигающим поцелуем.

   Тогда она поняла, что он отчаянно, обезумев от страсти и боли, пытается сказать ей что-то своим телом — то, что не может выразить словами.