— Ты загубила мою музыку, Джес… Я не помню ни одной ноты. Тед даже не попытался спасти свое детище. Сгорбившись, бессильно уронив руки, он все еще сидел у рояля.

— Но ведь я помню все. Джессика загадочно улыбнулась и поманила Теда. Иди сюда, иди, мой Тедди. Ты достоин тепла, смотри, какой смелый огонь. Какой жадный и ненасытный. Притянув к себе Теда, Джессика обвила его шею руками. Я блуждала во мраке, любовь моя, я ошибалась мне нужен был только ты…

И снова с Тедом случилось то, что произошло прошлой ночью неведомая сила одарила его могуществом. Он был всесильным, виртуозным музыкантом, а теперь стал гениальным любовником.

Он любил Джессику пылко и яростно, забыв о последней попытке завладеть ее телом, смешной и беспомощной. Там был другой, не достойный Джес. Здесь, в их слиянии у огня, заключалось нечто ритуальное, значительное, словно в поединке жизни и смерти.

Каждой клеточкой своего существа Тед ощущал, что нет и не может быть в этом мире ничего более прекрасного, грандиозного, подчиняющего целиком. Он растворялся в Джессике, в даруемом ей блаженстве, как всего сутки назад умирал и возрождался в дарованной ему свыше музыке.

Вынырнув из обморочного забытья, Джессика подбросила дрова в угасающий огонь и тронула плечо Теда:

— Оденься, Тедди. Запомни эту ночь. Запомни главное, твоя любовь и твоя музыка настоящие, только твои, твои собственные. Я горжусь тобой.

— Нет, Джес, нет… Ты чиркнула спичкой, и костер запылал. Эта музыка наша.

Глядя в огонь, Джессика согласно кивнула:

— Наши. Какие-то властные, могучие силы сегодня опекают нас. Не знаю только, одаряют они нас или приносят в жертву… Теофил… ты дрожишь, милый! Джессика приникла к его груди, накрыв обнаженное тело тяжелыми огненными волосами.

— Если бы ты знала, как метались в отсветах пламени эти пряди, ласкали меня, пронизывая раскаленными иглами… Мое сердце сладко поджаривалось на вертеле смертельной истомы… Что это было, Джес?.. Тед закрыл глаза.

— Не знаю… Чем больше знания открывается мне, тем огромней мое неведение… Сейчас, в твоих объятиях я поняла мы вместе не просто самец и самка. Мы половинки, нашедшие друг друга, чтобы стать единым целым…

— Ты… ты любишь меня, Джес?

— Не знаю… Мне кажется, любовь должна быть смертельной. А я осталась жива… Умирала раз за разом в твоих объятиях и возрождалась, боясь упустить новое наслаждение… Это ошибка, Тед? Жадность враг блаженства.

— Я не умею судить об этом, потому что всегда жадничаю. Но таким, ненасытным, дерзким, я становлюсь только с тобой, Джес… Ты и музыка все остальное для меня вроде не существует… Лицо Теда, обращенное к огню, озаряли бледные отсветы. Он тихо произносил слова, словно читая молитву. Я многого не знаю, не умею, не понял в этой жизни. Уверен лишь, что всегда любил только тебя. Ненавидел, боготворил, жаждал. Был трусливым, смешным, потерянным… Но какой же радостью окрылила меня твоя близость! Там, на сцене, когда они взмывали под небеса вместе — моя музыка и твой голос, чтобы навсегда стать неразлучными, едиными… как были мы только что… Может, для этого я и родился… Джес! Тед крепко сжал руки Джессики. Не отпускай меня! Ты сильная, не отпускай!

— ты сильнее меня, Теофил. Сегодня ты вспомнил то, что я сама навсегда забыла. ты вернул мне меня… Оденемся, а потом я расскажу тебе сказку.

Джессика позволила Теду одеть себя, неторопливо вкладывая в его руки чулки, подвязки, кружевное белье; молча ждала, когда его подрагивающие пальцы застегивали перламутровые пуговки тонкой блузки и вдевали в манжеты жемчужные запонки.