Ничем не скрывая свою наготу, Эжени вышла в коридор и толкнула ногой дверь напротив — комната гостя была не заперта. Эжени с любопытством огляделась: в кресле аккуратно лежала стопка грязных, подлежащих стирке вещей, а на кровати были разложены приготовленная к выходу одежда — светлый костюм из тонкой желтоватой шерсти, шелковая рубашка, галстук, носки. В открытую настежь дверь ванной доносился шелест душа и тихое веселое посвистывание..

Он не заметил остановившуюся на пороге Эжени, дав ей возможность убедиться, что пожар. вспыхнувший в ее теле, разгорелся неспроста. Впрочем, как показали уроки Братства, даже колченогий урод или карлик могли возбудить не меньше желания, чем безупречный, но холодный, словно мраморная статуя, красавец.

Гость Эжени представлял собой образец безупречного спортивного сложения. Но загорелый торс резко контрастировал с белой кожей бедер и ног. Он, конечно же, не загорал обнаженным у себя в саду, как это делала Эжени, и не появлялся на пляже в купальном костюме выше колен в отличии от мадам Алуэтт, шокировавшей публику коротенькими трусиками и корсажем без бретелек вместо целомудренного блузона. Да, ее гость, со всей очевидностью, принадлежал к породе застегнутых на все пуговицы блюстителей приличий. Это наблюдение лишь подстегнуло желание Эжени — грациозно облокотясь о притолоку, она застыла в дверном проеме, гипнотизируя мужчину привораживающим взглядом.

Заметив обнаженную женщину, он на секунду застыл под шипящими струями. Паническое удивление в его глазах сменилось пылким восторгом с долей недоверия.

«Бедняга не может поверить в свое счастье. Он еще полагает, что сумасбродная дамочка пришла позвать его на обед, и при этом совершенно забыла одеться», — усмехнулась про себя Эжени и, шагнув под струи душа, прижалась к мужчине всем телом. Больше его ни в чем убеждать не пришлось. Эжени подхватил и понес в запредельные выси тот самый неистовый ураган страсти, о котором она давно грезила.

Какое-то время, подчиняясь натиску партнера, она потеряла всякую связь с реальностью, не понимая, где и с кем она находится — в объятьях суженного или в стаде разгоряченных «братьев». Главным было то, что происходило с ее духом и телом, слившимся в единый инструмент невыразимого наслаждения…

Постепенно Эжени начала различать очертания комнаты, лицо, тело своего любовника, услышала, как грохочет по крышам сумасшедший ливень. Ее страсть персонифицировалась, сосредоточившись в нем — в его касаниях, ласках, в его руках, бедрах, губах и том предмете, что связывало их тела в единое существо. Вспышки молний ослепляли, а вместе с ними взрывались внутри ее огненные всполохи. Потемневшие синие глаза, пряди светлых волос. прилипших к влажному лбу, стальные жгуты мышц, ходящих под гладкой, покрытой испариной кожей — это уже был он. И то сладкое чувство, которое охватило Эжени в наступившей после схватки тишине, было похоже на любовь.

— Как тебя зовут? — она приложила палец к его сухим горячим губам, чтобы почувствовать, угадать в их движении звук.

— Хельмут.

— Хель-мут… — Прошептала Эжени, опуская ресницы и сворачиваясь клубком у него под боком. — Ничего, если мы пропустим обед?

…Они проснулись разом от лучей солнца, светящих прямо в окно. Гроза миновала, над морем разлился сказочный малиновый закат. Из сада остро пахло левкоями и доносилось веселое щебетание возрадовавшихся после бури птиц. Часы на камине показывали семь.

Приподнявшись на локте, Хельмут печально смотрел на Эжени.

— А ты — кто ты? Зачем появилась на моем пути, прекрасная и властная, как валькирия, беспечная, словно дитя. Возмутительная, огненная, сумасшедшая…

— …Как портовая шлюха… — Продолжила Эжени и мужчина закрыл ее рот поцелуем.