Глава 17

В зашифрованной части послания Шарль писал: «Твоя главная цель — барон Хельмут фон Кленвер — шеф германской разведки, обосновавшейся в Мадриде под крышей германского посольства. Тридцать шесть лет, чистокровный ариец, окончил Берлинский университет, служил в Морском флоте и учился в мюнхенской разведшколе. Женат с 1911 года на Кларе Вальтерхоф, дочери генерала прусской армии…».

Эжени сожгла донесение и тщательно разворошила пепел. Значит, именно этого человека вызвал из Мадрида для вербовки мадемуазель Алуэтт господин Доктор. Ну, что ж, — она допустила лишь одну ошибку — стала любовницей прежде, чем секретным агентом. Это было бы совсем неплохо, отнесись Хельмут к мимолетному любовному эпизоду менее серьезно. Теперь ему предстоит выбор — заполучить в лице молодой, отчаянной авантюристки неплохого сотрудника или же оставить увлекшую его женщину на правах любовницы.

Эжени ждала известий из Мадрида, но, возможно, однако, что Хельмут предпочтет вообще исчезнуть из ее жизни. Хельмут молчал. Девятнадцатого июля Германия объявила войну России, а еще через три дня — Франции. На следующий день Великобритания выступила против Германии. Сан-Себастьян жужжал, как всполошившийся пчелиный улей. Спешно разъезжались на родину граждане воюющих держав. Газеты сообщали о сотнях раненых и убитых на полях сражений, а прибывший из Берлина театральный актер взахлеб рассказывал о торжествах, охвативших германскую столицу. Демонстрации, салюты, гулянья, всевозможные празднества поднимали боевой дух нации. Под звуки бравурных маршей, с букетами цветов, уходили на фронт добровольцы…

Прощаясь с Эжени, Фанни Борден проливала потоки слез:

— Я должна быть рядом со своим мужем. Я должна защищать свой дом… Но, умоляю тебя, ты молода, свободна, красива — держись подальше от пожарищ и бойни. Испания никогда не нарушит нейтралитет. Оставайся здесь, Эжени!..

Наблюдая за поднявшейся паникой, мадам Алуэтт думала о том, насколько далеки ее мысли от военных трагедий. Воображение преследовал образ голубоглазого блондина — стопроцентного арийца, матерого шпиона, ставшего ее врагом. Но разве объятия мужчины зависят от его политических убеждений и государственной принадлежности? И разве можно запретить себе желать того, кто волею случая оказался на вражеской стороне? Это казалось Эжени столь же нелепым, как загорать под зонтиком в закрытом до ушей платье — дичайшие выдумки «цивилизованного общества».

Дрожащей рукой она набрала номер служебного телефона господина фон Кленвера. С момента их встречи прошел почти месяц.

— Вы не забыли меня, Хельмут? Благодарю. Я вспомнила о вас тотчас, как мне понадобилась помощь. Прошу вас. Умоляю приехать. Да, мне действительно нужен дельный совет.

Ожидая Хельмута, Эжени вспоминала как холодно он говорил с ней и сколь официально звучал его голос. И все же он не колеблясь согласился приехать.

Завидя издалека энергично шагающего к ней мужчину с разметанными ветром светлыми волосами, Эжени бросилась навстречу и, не говоря ни слова, прижалась к его груди. Несколько секунд, пока губы Эжени искали его избегающий поцелуя рот, руки Хельмута слегка отталкивали льнущую к нему женщину. Но вот он сдался, теряя голову, прижимая ее к себе, покрывая поцелуями лицо, шею, грудь, едва скрытую легким платьем, подхватил на руки и унес в дом, словно султан порабощенную невольницу.

…— Я позвала тебя потому, что не могу жить без твоих объятий, твоего лица, рук, голоса… Это большая беда, милый, а ты дал слово помочь мне «при аварии».

— Чудесная, сумасшедшая моя девочка, мир изменился за эти краткие дни. Изменился для нас и вокруг нас. Он треснул и нас уносит в тартарары на разлетающихся обломках.