— Ты говоришь так, словно мы руководим враждующими армиями. Хотя даже этого для меня было бы недостаточно, чтобы отказаться от тебя… У меня один бог — любовь.

Закинув руки за голову, Хельмут смотрел в потолок. На краю бронзовой переносицы дымилась забытая сигарета. Алое зарево заката заполняло комнату рубиновым светом. Профиль Хельмута четко вырисовывался на фоне окна: твердый подбородок, крепко стиснутые зубы, выпуклый лоб с залегшими суровыми морщинками.

— Ты думаешь… О. как соблазнительно ты думаешь, радость моя… — Эжени коснулась губами строгой морщинки, разгладила нахмуренный лоб.

— Ладно. — Хельмут сел и потянулся за своей одеждой. — Ты вправе знать правду… Накинь что-нибудь. В саду свежо, а нам предстоит долгая прогулка.

Скамейка у края обрыва, спускающегося к морю, так же, как и прежде господину Доктору, показалась Хельмуту достаточно защищенной от чужих ушей. Эжени улыбнулась — Шарль, скорее всего, посоветовал бы ей выбрать для секретной беседы именно это место.

— Здесь ветрено. Может, вернемся в гостиную? — Невинно предложила она.

— Нам лучше поговорить здесь. — Остановил ее Хельмут. — Эрнесто Беттенфельд, более известный в Сан-Себастьяне как господин Доктор, рекомендовал тебя в качестве прекрасной кандидатуры на роль секретного агента. Я ехал сюда, чтобы присмотреться к тебе и, возможно, заключить соглашение о сотрудничестве. Но пока ты пела на скале, некий сумасшедший серб убил Франца-Фердинанда и началась война…

Я успел заболеть тобой, потерять голову, ощущение реальности, прежде чем узнал, что ты — русская и вдова француза, что ты и есть та самая Алуэтт, о которой говорил Доктор… Подумай, девочка, можешь ли ты — урожденная Климова, работать на разведку врага? Могу ли я использовать в рискованных предприятиях женщину, которая стала для меня необычайно близкой? — Хельмут вздохнул. — Это хитрая ловушка, расставленная для нас судьбой.

Эжени рассмеялась. Вскочив со скамьи, она закружилась на краю обрыва, протягивая руки к темнеющему небу.

— Клянусь, я принадлежу воздуху, морю, ветру, звездам, лугам, лесам… Я подчиняюсь власти, которую называют любовью, страстью, желанием… — И больше никому, милый, никому! — Встав перед ним на колени, Эжени заглянула в сумрачное лицо. — Я хочу быть с тобой. Подругой, любовницей, соратницей, решай сам. Мы уже неразделимы, Хельмут фон Кленвер, сотрудник германской военной разведки.

— Человек, все существование которого посвящено делу. — Продолжил он. — Я патриот, Жаворонок. И я готов принести на алтарь процветания Германии все самое дорогое, что есть в моей жизни.

— Значит, ты уже сделал выбор… — Сердце Эжени болезненно сжалось, но ее улыбка победно сияла. — Господин фон Кленвер не ошибся: отчаянная мадемуазель Алуэтт сумеет стать великолепной шпионкой. Она обещает вам это… Вашу руку, шеф, — мы коллеги и больше ничего. Я правильно поняла? — Эжени с надеждой заглянула в прячущиеся от нее глаза Хельмута.

Он кивнул, выдавив сквозь зубы:

— Да. Иного пути нет.

Вскоре Шарль получил сообщение от Эжени — первая часть задания Второго бюро французской разведки выполнено блестяще — мадам Алуэтт стала агентом германской секретной службы. Вскоре она получила первое поручение.

Германскому адмиралтейству требовалась информация о том, что происходило в Гавре — крупнейшем французском порту на Ла-Манше. В немецкие службы поступили сведения о строящихся на верфях Гавра подводных лодках и крупных военных кораблях, о подготовке к принятию американских войск, в том случае, если Америка вступит в войну.