Изменить размер шрифта - +

— Он уверял, что ваши ученые нашли средства истребления людей, заражая их инфекцией, от которой нет спасения. Они хотят очистить мир от низших рас… Умоляю, Хельмут, скажи, что это неправда!

Хельмут отвел глаза. Последнее время он старался удерживать себя от политических дискуссий и высказываний о войне. Многое происходящее в Германии пугало и настораживало. Хельмут фон Кленвер больше всего боялся стать свидетелем гибели собственного патриотизма.

— В военных распрях всегда много лжи и преувеличений… Да, в Германии есть определенные группы людей, вдохновленные идеей арийской расы, они ратуют за очищение мира от «неполноценных» наций. Это фанатики, параноики, палачи… Думаю, они готовы на самый отчаянный шаг…

— Разве ты не был бы оскорблен в своих самых высоких чувствах к отечеству, если бы сказки сумасшедшего «серба» оказались правдой?

— Скажу только, что будь такое оружие изобретено, я первый бы ратовал за его уничтожение. Нельзя вести праведную борьбу за свободу Родины грязными руками. Не говоря уже о безумных теориях расистов. — Улыбнувшись, Хельмут прижал к себе Эжени. — Ты убедилась, что твой бош не такой уж тупой патриот?

Эжени с вызовом посмотрела на Хельмута:

— А что, мой германский друг настолько широких взглядов, что спокойно перенесет факт осквернения его чисто арийской высокопробной крови славянской?

— О чем ты, дорогая?.. Постой… Боже! Эжени… — Подхватив Эжени на руки, Хельмут закружил ее по комнате. — Это правда? О, Господи, — я так счастлив! Но почему ты молчала?

— Я все время только и делала, что демонстрировала тебе живот и всячески намекала… Любой лесоруб или местный олух давно бы смекнул, что к чему. Но шеф секретной службы великой державы так и не догадался, что от любви случаются дети. Причем, не в капусте, а в животе!

 

Настроение Клары, как правило, не поддавалось определению. Ее характер можно было бы назвать спокойным, но в последнее время Хельмут нашел новое определение — «бесцветный». Жена превратилась в некое движущееся, говорящее, во что-то одевающееся, чем-то интересующееся едва различимое пятно в сложном рисунке его жизни.

Наедине с мужем почтенная женщина, всегда озабоченная некими проблемами международных женских организаций, в которых она активно участвовала, вела себя так же, как и на людях — корректно и отстраненно. Милые сюсюканья и нежности не были приняты в их семье. Хельмут никогда не считал себя сентиментальным, Клара же оставляла за собой право быть «наравне» с представителем сильного пола. Детей она не любила и не хотела, а когда супруги все же решили обзавестись потомством, оказалось, что фрау фон Кленвер не способна к деторождению.

Интимные обязанности она исполняла с педантичной регулярностью, относя их к удовлетворению прочих физиологических потребностей. Спала Клер в ночном белье, похожем на смирительную рубашку — с глухо застегнутым воротничком и длинными рукавами. Пенсне снимала перед тем, как отложить в сторону прочитанную газету или журнал «Свободная женщина» и погасить лампу на прикроватной тумбочке.

Хельмут презирал себя за то, что стал замечать все это, нанося на блеклый портрет жены резкие штрихи собственной раздражительности.

— Не возражаешь, дорогой, если я проведу рождественские недели дома? Ведь ты, конечно, не сможешь вырваться в Гамбург? — Поинтересовалась Клара ровным голосом после того, как в спальне погас свет.

— Я постараюсь, дорогая. Но ты же знаешь нашего начальника — по его теории в его ведомстве, как в экстренной хирургии, — все самые неприятные вещи происходят именно в праздники.

Быстрый переход